– Чур, моя эта! – крикнул Юрка и подбежал к стоящей у самого края обрыва березке. Я выбрал ту, что росла на довольно крутом склоне. Высыпав на землю собранные орехи, полез по веткам вверх. Попытался её раскачать, но не тут-то было. «Видно, выбрал слишком толстую, не раскачать!» – подумал с досадой. Начал быстро спускаться, чтобы перебраться на другую берёзу, шелестящую листвой чуть поодаль. Спрыгнул с небольшой высоты, но не учел, что лечу не на ровную поверхность, а на довольно крутой склон. Пребольно ударившись правой рукой о землю, почувствовал, что темнеет в глазах. Под рукой хрустнуло. Решив, что приземлился на сучок, который ненароком сломал, вылез на ровную поверхность. И только теперь посмотрел на свою руку. Кисть перегнулась неестественно, лучевая кость, ближе к запястью, вздымается под углом градусов в тридцать.
– Юрка! – заорал я, чуть ли не теряя сознание от вида своей руки. – Я кость сломал!
– Какую еще кость? – ворчливо переспросил брательник и замер, увидев мою руку.
– Это, наверное, вывих, – неуверенно произнес он после минуты молчаливого созерцания.
Рука наливалась свинцом, тяжелея и начиная болеть.
– Что делать-то?
Он неуверенно пожал плечами.
– Побежали домой, Лидка тебе сейчас вправит.
Юрка помог мне запихнуть за пазуху орехи, и мы быстрым шагом направились в деревню.
Лиды дома не было. На крыльцо соседского дома выглянула тётя Груня, мать Тольки Князева, сразу поняла по нашему виду, что что-то стряслось.
– Юрк, чё случилось?
– Игорёк руку вывихнул!
– Во, – поднимая правую руку с помощью левой, показал я.
– … мать! Да разве это вывихнул! Это перелом! Лидка, беги за бабкой, живо! – крикнула она, обращаясь к появившейся Лиде. Они шагали с сеструхой Толика, Надей, и звонко смеялись.
Лида увидела мою руку, побледнела, и молча повернувшись, двинула в сторону Летова, как будто действительно собралась за бабушкой в церковь.
Как из-под земли появился дядя Володя. Смачно выругавшись, потащил меня в дом.
– Лидка! Твою в душу мать! Ты куда направилась? Лубок надо накладывать! Ищи бинты!
Также молча, словно робот, Лида развернулась в сторону дома, и сомнамбулой направилась к крыльцу. Девочка была явно в шоке. Набежали женщины, поднялся гвалт. Сошлись все на мысли, что кому-то надо везти меня в Рыбное. Машины нет, на лошади – долго. Пошли с дядей Володей ловить попутку. Легковушки проносились мимо, несмотря на тот, что дед чуть ли не дорогу перекрывал, показывая на мою, висящую на перевязи, руку. Наконец остановилась грузовая машина. Залезаем в кабину, дядя Володя, матерясь, рассказывает водиле, какие «частники», сволочи, ни один не соизволил остановиться.
Всё, как в тумане. Доктор в очках, сильно похожий на постаревшего Шурика из «Кавказской пленницы». Меня усаживают на стул, кто-то держит за плечи, две дамы начинают растягивать руку в разные стороны, «Шурик», садюга, давит с силой в месте перелома. Боль дикая! Ору и топочу ногами.
– Ты чего так кричишь? – спрашивает хирург. – Больно, что ли? Ты посмотри на руку-то.
Я смотрю и не верю глазам своим: выровнялась! Исчез этот страшный бугор на месте перелома.
– Видишь, еще чуть-чуть, и всё!
Он опять давит, но теперь начинаю терпеть, пересиливая желание заорать в голос.
– Вот и молодец!
– Все ноги оттоптал, паразит! – произносит медсестра, держащая меня сзади. – Новые туфли купишь, понял?
– Понял! – скреплю зубами.
