В который раз земля ушла из-под ног, сокрушая мир в руины. Это был совершенно новый поцелуй. Томаш умело, с каждым движением губ и языка, давал понять своей пленнице, кто тут главный. Клеймил, как собственность, похищая вместе с дыханием остатки воли. Лизе и самой казалось, что вся ее сила и способность протестовать перетекают в его требовательные губы.
Поцелуй вампира. А он ведь сам говорил ей, что им является. Тогда казалось – тонкая шутка. Пришло время уяснить, что подобные Томашу никогда не шутят.
У нее не хватило смелости обвить его шею руками в ответ. Уязвимость и растерянность превратили Лизу в покорный воск в его руках. Все, что она сумела – слегка коснуться кончиками пальцев его рук чуть ниже локтей. Рук, которые были прутьями клетки, сейчас удерживающими ее, не позволяющими сделать шаг. А губы – словно кляп, без шанса прервать подавляющий, как торнадо, поцелуй по собственной инициативе.
Томаш целовал ее так, будто пытался стереть сопротивление, разбудить единственную необходимую ему эмоцию – страсть. И как бы Лизе самой этого не хотелось – лишиться необходимости выбора и вины за то, что поцелуй так приятен, расслабиться и нырнуть в жаркий омут не получалось. Это было совсем не так, как тогда, у озера.
Да, он никогда ее не целовал предельно нежно или осторожно. Но там, на берегу, она была свободна. А сейчас поцелуй мог быть хоть в сто раз ласковее – это все равно было бы принуждением.
- Успокоилась? – он оторвался от ее губ, хрипло дыша. Пристально глядя в глаза. – Вижу, да. Я этого делать не горю желанием. Повернись к стене.
Лиза покорно выполнила приказ, зажмурившись. Предательские слезы грозили потечь по щекам черными от туши струйками. Это будет так? У стены, как… Да черт с ним, она бы не переживала по этому поводу, если бы это не был первый раз.
Ждала, что Томаш сейчас разорвет на ней платье и овладеет сзади – без какой-либо прелюдии. Но ошиблась. Мужчина всего лишь откинул ее волосы со спины на плечо, и Лиза охнула, не ожидая чувственного прикосновения языка к своей шее.
Он не собирался ее насиловать. Томашу было этого мало. Он хотел разбудить в ней т о, что ему бы удалось без труда еще совсем недавно. Разбудить, при этом растоптав гордость и волю Лизы, превратив в заложницу чувств к своему похитителю.
- Не двигайся! – попытка вырваться была пресечена сильным сжатием ладони на ее бедре. – И бога ради, молчи. Не испытывай мое терпение.
Что он имел в виду? Может, слезы или проклятия Лизы заведут его сильнее, и тогда от приличий не останется и следа?
Язык продолжал выписывать граффити по чувствительной коже шеи, по выступающим позвонкам. Расстегнулась молния платья, чтобы заменить ткань требовательными губами. Лиза никак не могла избавиться от напряжения, но все равно ощутила предательское тепло внизу живота и непроизвольную попытку вжаться – то ли в бедра Томаша ягодицами, то ли в стену – лобком.
Да, в попытке соблазнить ее Не Оставляющий Следа, как его называла Марго, не учел одного обстоятельства. Лиза помнила, как ее дрессировала эта сука. Пощечины, ремни, крепатура после которых только недавно сошла на нет, связанные руки и натянутые волосы.
Кто-то, наверное, представлял бы голодающих детей в Африке, чтобы не возбудиться. А девушке хватило той «малости». Был Томаш в курсе дела о методах Марго или нет, значения не имело.
Он не спросил ее, через что ее заставили пройти ради этого вот молчания и покорности. Значит, все происходило с его молчаливого благословения.
