Лазарев заметил мою реакцию. Он мягко успокоил меня, не произнося ни слова, но его присутствие и его рука в моей, казалось, передавали спокойствие. По молчаливому знаку Лазарева этот огромный человек бережно накинул мне на плечи легкую куртку. Ее мягкая ткань слегка опустилась на мои плечи, согревая меня своим теплом. Куртка была великовата – возможно, это была его вещь или она принадлежала кому-то еще, кого я никогда не увижу.
От куртки исходил странный запах – древесные ноты парфюма, которые смешивались с чем-то неуловимым, что напоминало о доме. Это был запах уюта, тепла, чего-то давно забытого. Я закрыла глаза на мгновение, вдыхая этот запах, и почувствовала, как слезы подступают к горлу. Это напомнило мне те редкие мгновения из детства, когда я могла почувствовать себя защищенной.
На улице мелкий дождь сыпался тонкими, холодными каплями, и воздух был пропитан влажным холодом. Было прохладно, но я даже не думала о том, чтобы отцепиться от спасительной руки Лазарева. Я держалась за нее, словно она была единственным связующим звеном с этим миром, а не просто жестом поддержки. Куртка, которую мне накинули на плечи, сползала, но я не могла отпустить его, чтобы поправить ее, не хотела лишаться этого хрупкого ощущения безопасности.
Когда мы прошли несколько шагов, я оглянулась на здание лечебницы, серое, угрюмое, как тюрьма, в которой я провела, казалось, целую вечность. В одном из окон я заметила Борьку, который стоял и следил за мной из-за стекла. Он был как призрак этого места, и я невольно ощутила желание показать ему жест, который скажет все без слов. Но, держа куртку, которая могла упасть в грязь, я лишь мысленно позволила себе это – небольшой акт бунта в душе.
То, что господин Лазарев не нуждался в деньгах, стало очевидным, когда я заметила рядом с ним охранника – такое себе могут позволить далеко не все. А когда его роскошный автомобиль свернул с главной дороги в сторону элитного поселка, у меня уже не осталось сомнений, что он зарабатывает достаточно, чтобы не отказывать себе в удовольствии. Я представила его утренний бутерброд не просто с маслом, а с красной, а может, и с черной икрой.
Когда мы подъехали к дому, мои ожидания немного разлетелись в дребезги. Я представляла себе что-то совершенно другое, и дом Лазарева оказался совсем не тем, что рисовало мое воображение. Возможно, это было связано с тем, что я привыкла думать, будто у людей с деньгами обязательно есть склонность к показухе и излишествам. Особенно когда ты въезжаешь в элитный закрытый поселок, где роскошь льется из каждого окна, и каждый дом – это маленький дворец. Ожидаешь увидеть высоченные колонны, стеклянные фасады, мраморные ступени, фонтаны во дворе. Все, что я видела в фильмах, где богатство и роскошь выставлялись напоказ, как символ успеха и статуса.
Но дом Лазарева был другим. На фоне остальных зданий он выглядел даже слишком скромно. Не было никаких признаков помпезности или шика. Просто обычный двухэтажный дом из темно-коричневого кирпича, аккуратно вписанный в окружение. Я смотрела на него и не могла отделаться от ощущения, что этот дом как будто специально создан, чтобы не привлекать лишнего внимания. Без излишеств, без архитектурных изысков. Просто квадратное здание с круглыми окнами на мансарде, которое казалось почти суровым на фоне серой плитки, которой был выложен двор.
