Горничная привела меня в кабинет, где в высоком кресле развалился хозяин дома, возложив босые ноги на стол. Я едва сдержался, чтобы не фыркнуть. Очень уж это напоминало серию штампов, призванных произвести впечатление: ноги на столе, бокал с недопитым коньяком… Я поискал глазами сигару и обнаружил ее в пепельнице, выкуренную наполовину. Вблизи было видно, что и льняная рубашка, и драные джинсы на Рокотове отличного качества. Мне стало даже немного неудобно за свой видавший виды костюм, в котором я выглядел простовато для такого дома. Горничная стояла у меня за спиной, ожидая указаний, безмолвная, как статуя.
– окотовы
– Вы опоздали, – сурово сказал Рокотов.
– Прошу прощения, – смиренно ответил я, делая шаг вперед и протягивая руку для рукопожатия, – застрял с клиентом.
Рокотов не поднялся и на мой жест ответил лишь презрительным взглядом. Горе оставило на его холеном лице свой отпечаток, отчего морщины на скуластом лице стали резче.
– Вам было назначено определенное время, – холодно ответил он. – А время – деньги. Я не потерплю подобного разгильдяйства в делах, которые ведутся со мной. Надеюсь, вы меня поняли?
Я понял отлично, и потому без лишних слов развернулся на каблуках и вышел. Горничная чуть заметно сжала губы. Кажется, такое поведение в доме Рокотова не приветствовалось.
– Вы куда? О черт, вернитесь! – воскликнул хозяин дома.
Я прибавил шагу.
– Пожалуйста! – крикнул Рокотов.
На просьбу я решил отреагировать, хотя уйти хотелось больше. Вновь развернувшись, я вернулся в кабинет. Покрасневший от унижения Рокотов поднялся, зло глядя на меня и выдыхая воздух с яростью. Совладав с собой, он протянул мне руку. Я без лишних эмоций пожал ее.
– Ладно, я, – эти слова дались ему тяжелее всего, – я прошу прощения. Вы действительно еще не взяли на себя никаких обязательств, а я по привычке разговариваю с вами, как с подчиненным. Давайте присядем. Коньяк, виски? Или что-то еще?
– Кофе, если вас не затруднит, – ответил я, отведя взгляд от коньяка и торопливо сглотнув. Рокотов, кажется, не заметил моей тяги и махнул рукой.
– Да какие тут затруднения… Леля, принесите гостю кофе.
Выпустив пар, Олег Юрьевич как-то сдулся, посерел и сник. Горничная скупо кивнула и направилась к дверям, едва не столкнувшись с высокой блондинкой лет тридцати в широком домашнем платье. Его изысканная простота говорила о том, что наряд довольно дорогой. Блондинка метнула на горничную гневный взгляд, а затем вопросительно поглядела на меня.
– Моя жена, Лара, – представил Рокотов. – А это Иван Стахов, адвокат.
Лара кивнула. Когда она подошла ближе, я заметил мелкие морщинки у глаз, говорящие, что женщина гораздо старше, хотя выглядела она идеально.
– Очень приятно, – сказала она певучим медовым голосом, и с горечью добавила – Если обстоятельства нашего знакомства можно назвать приятными…
Кофе подали почти молниеносно. Пока горничная сервировала столик, мы молчали. Лара от кофе отказалась, налила себе коньяку и, присев на подлокотник кресла, угрюмо уставилась куда-то в стену. Олег Юрьевич дождался, когда горничная выйдет, а я пригублю свой кофе.
– Речь пойдет о моей дочери Ксении, – обозначил он. – Недавно она умерла.
– Соболезную, – ответил я. Рокотов кивнул, Лара не пошевелилась.
– Благодарю, – горько вздохнув, произнес Олег Юрьевич. – Я… мне тяжело об этом говорить, но мы тяжело переживаем потерю. Все как-то навалилось: проблемы в бизнесе, затем Ксюша, а сейчас вот отец совсем сдал, переживает из-за внучки, боюсь, второго инфаркта он не переживет. Он и без того был сам не свой, когда скончалась мама, а потом еще это… Отец ведь внучку вынянчил с самой колыбели. Ксюша мой… была моим единственным ребенком, и теперь мы не знаем, как жить дальше… В полиции нам объявили: она выпала из окна, несчастный случай. Стул сломался, когда она вешала шторы, такое бывает. Когда мы приехали в больницу, Ксюша была в реанимации. Она продержалась еще сутки, а затем скончалась, не приходя в сознание.
