– Леля – довольно странное имя. У него есть какая-то история? Что-нибудь тюркское?
– Меня зовут Елизавета, – равнодушно ответила Леля. – Хозяйка порой любит давать странные прозвища. Лиза слишком простонародно звучит, поэтому я превратилась в Лелю.
– Интересно, – прокомментировал я. – А как хозяйка называла Ксению?
– Вряд ли я имею право обсуждать с вами подробности жизни Рокотовых, – хмуро ответила Леля, глядя перед собой. – Простите.
– Бросьте, Леля, – примирительно ответил я. – Я же тоже в какой-то степени нанятый персонал, так что для вас я – свой. Между собой ведь вы обсуждаете хозяев, верно?
– Я стараюсь этого не делать. Неизвестно, кто пойдет к хозяевам с докладом. А терять выгодное место мне не хочется.
– Послушайте, Леля, – поморщился я. – Девочка погибла, мне поручено узнать почему. Каким образом я это сделаю, если мне никто ничего не рассказывает?
– Сейчас направо, – спокойно произнесла она. Я послушно повернул, ожидая продолжения, но Леля не сказала больше ни слова, продолжая глядеть вперед. Я раздраженно сжал губы, а затем примиряющее произнес:
– Хорошо, давайте не будем про Ксению. Расскажите о ее молодом человеке. В этом отношении у вас нет табу?
– Глеб – очень положительный мальчик, – без всякого выражения начала Леля. – Из хорошей семьи, отлично воспитан, и, как и Ксения, был немного не от мира сего. Напрасно о нем говорят как о бездаре. Глеб – невероятно талантлив. Я видела его картины и могу заверить, они очень и очень неплохи, так что делать из него бизнесмена согласно семейным традициям, на мой взгляд, ошибка. И я не думаю, что он мог причинить Ксении какой-то вред. Глеб мухи не обидит, к тому же он не атлет. Если он имел какое-то отношение к случившемуся, скорее всего, это произошло случайно. Я вполне верю официальной версии, что Ксюша пыталась что-то сделать со шторой.
– Рокотов считает Глеба наркоманом, – сказал я.
– Кто сейчас не наркоман? – ответила Леля, и мне показалось, что я вижу тень усмешки на ее бескровных губах. – Нет, не думаю, что он употреблял что-то серьезнее травки, да и то – для вдохновения. Художники часто к этому прибегают.
– Вы так уверенно об этом говорите…
– Иван Андреевич, я по образованию – искусствовед, – ответила женщина и ее улыбка стала очевиднее, – так что просто поверьте, я знаю, о чем говорю. Я вам массу примеров могу из истории привести: Пикассо, например. Или Дали. Так что Глеб не был в этом отношении исключением. Думаю, что он употреблял что-то для разгона, если вы меня понимаете…
– А Ксения?
Лицо Лели захлопнулось, словно створки устрицы, вновь став непроницаемым.
– Скорее нет.
– Глеб плохо влиял на Ксению, по словам Рокотова. Вы так не считаете?
– То, что я считаю, не имеет никакого значения, – отрезала Леля. – Девочка умерла, Иван Андреевич, и воскресить ее не помогут никакие деньги. Это горе, конечно, и тяжелая утрата, но уже ничего не поделать. Ни к чему губить еще и парня, особенно если он не имеет к этому никакого отношения.
– Для человека, не имеющего на этот счет никакого мнения, вы как-то слишком рьяно защищаете Макарова, – заметил я.
Леля пожала плечами.
– Знаете, как пел Высоцкий: «Я не люблю, когда невинных бьют», – ответила она и вновь уставилась в окно. До конца нашей поездки Леля больше не сказала ни слова, оставив у меня твердое убеждение, что в ее душе кроются какие-то темные тайны.
⁂
Интересующая нас квартира располагалась в высотке, неподалеку от соснового бора, из которого дома торчали, словно грибы. Чисто теоретически это была заповедная зона, но в свое время бизнесмен Боталов умудрился отжать этот участок путем каких-то мутных махинаций. Помнится, я пытался выжать о застройке необходимые сведения и даже задал пару вопросов сыну Боталова, телезвезде Егору Черскому, но быстро обломал зубы. Заповедную зону быстро перепахали бульдозерами, часть рощи вырубили, на освободившемся месте натыкали многоэтажек, назвав район элитным. Рядом с домами открыли сеть супермаркетов и кафе, превратив тихий уголок в обжитой улей и разорив держателей крохотных магазинчиков.
