– Пятнадцать бумажек, а какого достоинства, я не разглядела.
– Бумажки скорей всего по сто долларов. Такие деньги и я бы стал тщательно прятать, – признался Васька. – К тому же эти типы не производят впечатление богатеев. Тогда можно просто за ними проследить. Не будут же они нас убивать, если мы все время будем скрываться позади них. Они про нас даже не узнают, то есть в идеале не должны про нас узнать.
– Таскаться за ними по всему городу? – ужаснулась я. – И как ты себе это представляешь? Они загружаются в машину и едут, а мы бодрой рысцой трусим следом, старательно делая вид, что нам до них нет никакого дела?
– А наши фотографии Суреныч им показывал? – внезапно спросил Васька.
– А откуда они у него? – удивилась я.
– Выкрал, – пояснил мне братец. – Когда забирался к нам, чтобы сломать будильник, то заодно и фотографии украл.
Я молча поразилась коварству Суреныча и проницательности моего брата. Видимо, пребывание в их обществе плохо сказалось на моих умственных способностях.
– Фотографий я у него не видела, – осмелилась я утверждать, но Вася развеял мои сомнения, разъяснив, что я просто не успела их увидеть.
Но тут я вспомнила, как перед самым нашим отъездом бабушка кричала мне с другого конца комнаты: «Ты фотоаппарат взяла?», а я в это время тщетно пыталась закрыть пузатый чемодан, который набила так, что он готов был лопнуть. «Взяла!» – огрызнулась я, отказываясь от борьбы. И, заглянув внутрь чемодана, сразу же обнаружила, что причиной его саботажа был толстый семейный альбом. Начинался он с фотографии моей прабабушки, но при этом был заполнен всего лишь наполовину. Какой-то мой родственничек с неизвестными мне целями решил прихватить этот альбом с собой. Альбом я, не задумываясь, потихоньку сунула под Васин диван в ящик с его младенческими игрушками, справедливо рассудив, что их-то уж он точно с собой не потащит.
– Фотографий мы с собой не брали, – со знанием дела произнесла я.
– Как не брали, если я альбом сам положил в чемодан!
– Что один человек положит, то другой всегда вынуть может, – сообщила я ему.
– Значит, версия с фотографиями отпадает, – констатировал Вася. – Ну это и к лучшему. Теперь мы совершенно безбоязненно можем следить за ними. Нас они не узнают. Интересно, а как в таком случае Суреныч планировал наше устранение?
– Должно быть, кто-то из этих парней приедет к нам, поселится в лесу и, когда ты или я, а лучше оба отправимся по лесной дорожке к морю, то…
– Нет, с нами двумя ему одному не справиться, – принялся разглагольствовать Вася. – Вот если у него будет пистолет с глушителем, тогда можно. А голыми руками ему нас не взять. Вдвоем мы даже с тем толстым справимся. А уж худого даже ты можешь одолеть.
Я открыла рот, чтобы сообщить, что ни в какой лес меня теперь и на аркане не затащишь, поэтому и рассуждать нет смысла, как Вася толкнул меня.
– Суреныч возвращается!
Мы проворно юркнули за очередную «Волгу», у которой были тонированные стекла почему-то только с одной стороны. Таким образом мы Суреныча видели, а он нас разглядеть не мог. Ликом Суреныч был светел, мало того, он просто весь светился от радости. И при этом потирал руки с видом человека, заключившего необычайно выгодную сделку, что было нами воспринято как настоящее оскорбление.
– Я, конечно, знал, что он скотина, но не настолько же, – выразил наше общее мнение Вася. – Не я первый начал, но теперь пусть пеняет на себя.
