Моё неснятое кино - страница 13



«И как только Сталин держит тебя возле себя, – говорит Ягода. – Ведь ты не наш, Важанов. Знай, так я и скажу Сталину – ты не наш».

А в это времяв подмосковных Горках окружение Ленина сидит на телефоне, ждет сообщений. Подсчитывается и сравнивается соотношение сил. Во время октябрьского переворота большевиков было не больше 240 тысяч. А в рядах Германской компартии сейчас 400 тысяч! Не победить – это надо умудриться. Важанов сомневается, сможет ли порадоваться победе Ильич (если вдруг захочет), который к огорчению медиков и близких никак не может помножить 12 на 7…

24 октября. Восстание в Гамбурге начинается штурмом полицейских участков. Из 26 захвачено 17 вместе с хранившимся там оружием. Но из запланированных 14 тысяч повстанцев в нападении участвует всего… 300. Тем не менее, Лариса звонит Радеку, сообщает об удачном начале.

Разгораются уличные бои. Оружия хватает, но мало патронов, совсем нет врачей, быстро кончаются марля и бинты. Боевики умирают от потери крови. Алена участвует в боях, как санитарка, получает легкое ранение. Рейснер строчит в своем блокноте. Хочет вернуться если не с победой, то с материалом для книги.

По советуврачей Ленина пытаются вернуть в действительность наглядной сценой охоты, до которой тот бывал весьма охоч. (Реальный факт) Загонщики гонят ранее пойманных зайцев прямо на вождя, сидящего в кресле-каталке, и убивают у него на глазах. Но в глазах вождя безумие…

В Гамбургеидут третьи сутки уличных боев. Против восставших брошены солдаты и матросы. Боевики могли бы укрыться в окопах и траншеях, но их никто не рыл. Полицейские укладывают убитых и раненых штабелями. Лежащие в низших слоях заживо раздавливаются лежащими сверху.

Боевики отстреливаются из окон и чердаков, солдаты поливают их огнем из броневиков. Тельман ранен, его выносят из боя и готовят к бегству в Москву. Он пытается связаться с Радеком, но тот не отвечает на звонки.

«Ну, как?» – спрашивают Радека из подмосковных Горок. «Никак», – отвечает Радек.

Здесь же, в Горках, вместе с другими переживает Важанов.

У себя, в цэка комсомола, совсем извелся Смородин. Он звонит немецким комсомольцам Гамбурга. Но они ничего не знают об Алене.

А на улицыГамбурга выходят банды «кровавых собак» – отряды нанятых полицией уголовников, шовинистов, антисемитов.

И без тоготяжелое положение Важанова усугубляется еще больше. Он нечаянно застает Сталина за постыдным занятием.

Обычно он входит к патрону без доклада. Входит и на этот раз, и видит странную картину. Сталин держит телефонную трубку и слушает. При этом ничего не говорит. У Важанова дело срочное, он вежливо ждет. Вдруг он замечает, что на всех четырех телефонных аппаратах, которые стоят на столе Сталина, трубки лежат, и он держит у уха трубку от какого-то невидимого телефона.

Важанов делает вид, что не хочет больше отвлекать Сталина, и уходит.

Черезнесколько минут Сталин вызывает его к себе. И предлагает почаще ставить себя на его место.

«Я именно так и делаю, товарищ Сталин, – говорит Важанов.

«Я знаю, – говорит Сталин. – Почти всегда Политбюро выносит то решение, которое предлагаю я. А я часто предлагаю то, что советуете мне вы, ставя себя на мое место. Но вы должны ставить себя на мое место и в других случаях. Вот как только что…»

На это Важанов отвечает: «Товарищ Сталин, на вашем месте я делал бы то же самое. Зиновьев – трус, штрейкбрехер революции, «олицетворение паники», фразер. Троцкий – «иудушка», прожектер, «никогда не знаешь, куда он заведет». Бухарин – никакой не теоретик, а схоласт и «великий путаник», книжный червь, как руководитель – ноль. Каменев – несусветный бабник. Любой из этих троих погубит дело. Любому из них я, будь я вами, я сказал бы так: «В чем ты – спец, в том я, может быть, дилетант. Но в чем я – спец, в том ты – баран».