Так случилось и сейчас.
– О, наша Доска по Соболю, что ли, сохнет? – взвизгнула ее подружка Ника Ткачева.
Господи, прости! Откуда такие выводы?
– Куда ей еще сохнуть-то? И так уже как скелетина, – фыркнула Курочкина.
– Почему как? – протянула еще одна их подружка Дина Кабаева, и дружный хохот всей женской раздевалки заполнил маленькое помещение.
А я так и сидела, понурив голову, и смотрела в потрескавшуюся коричневую краску, коей был окрашен пол, пока вокруг творилась вакханалия. И я лишь молилась, чтобы все наконец-то уже закончили со мной и переодеванием, а потому оставили меня одну, чтобы и я смогла спокойно сменить школьную форму на спортивную.
– Но губа у нашей Кильки не дура, – ржал кто-то. А я даже уже не разбирала кто, все для меня слилось в мешанину повизгиваний и криков.
– Соболя стошнит, если он узнает, что Доска на него запала.
– Любого стошнит при таком раскладе.
– Даже Зозулю.
О, Семён Зозуля был еще одним аутом в нашем классе. Тоже маленький, рыжий и весь в конопушках. Но, в отличие от меня, его так жестко не гнобили. Он просто был на побегушках у Соболевского и его прихвостней. За это он хотя бы не выхватывал пинков от параллели и старшеклассников.
Его так и называли Мальчик-Принеси-Подай.
– Ну чё ты нос повесила, Доска? Не плачь, и по твою душу уродец найдется.
– Это она еще не плачет, – услышала голос Курочкиной.
А потом у моего уха два раза громко хлопнули, но я даже не вздрогнула. Я слишком привыкла включать тотальное ко всему равнодушие. Эти гиены не будут жрать за мой счет.
– Плакать она будет после уроков. – И от этой угрозы холодок страха пробежал у меня по спине.
Что еще они могут мне сделать? Я думала, что пережила многое. Да, так и было, но не все.
Занятие по физкультуре прошло как обычно, с издевательским улюлюканьем, ведь я была не в состоянии отжаться, подтянуться, а попытки взобраться на канат выглядели и вовсе жалкими.
– Смотри не пукни, Килька, – заржал кто-то из мальчишек, видя мои бесплодные потуги.
– Ей нечем, все папаша сожрал. – И вновь по гулкому спортивному залу пронесся дикий ржач.
И да, в отличие от стройной мамы, мой отец был тучный, если не сказать больше. Семь лет назад у моего родителя обнаружили серьезное заболевание, и пришлось сделать сложную операцию. А после на фоне непрекращающейся депрессии и снижения уровня активности мой отец стремительно набрал вес. И конечно же, этот фактор не остался для многих незамеченным, а использовался и извратился, чтобы проходиться по мне снова и снова.
– Скоро и ее схавает, чтобы больше не отсвечивала!
– Скорей бы уже…
– Так, класс, отставить разговоры! – заголосил наш учитель физкультуры. – Симаков, Яковлев – упал-отжался. Ларина, на канат. Соболевский, на турник! Сидишь рядом, а подзатыльник прописать не можешь этим дуракам? Княжина, на скамейку и не вздумай реветь мне тут.
Вот так было всегда. Типа решили проблему. Можно подумать, отжимание или подтягивание способно пресечь у подростков тягу к травле и жестоким насмешкам. Хотя нет, тут, скорее, имеет место безразличие. Людям было на меня плевать. Родителям, учителям – всем вокруг.
И я сидела и с максимальной ненавистью высверливала дырку в голове своего злейшего врага, который в этот момент так легко и непринужденно подтягивался на турнике. И он тоже смотрел на меня. И в его взгляде точно так же бурлила лютая ненависть.
Наверное, она у нас была одна на двоих. И я бы пожертвовала своей половиной, только чтобы никогда этого гада больше не видеть. Никогда!
