Самое неприятное во всей этой чехарде было то, что у Ярины имелся парень, пусть восемнадцатилетний, розововолосый и тощий, но был. Иногда приходил, Герман видел его кроссовки в прихожей, порой они с Яриной зависали в домашнем кинотеатре или громко спорили. Продолжали ездить в приют для бездомных животных. Елисей скользил плотоядным взглядом по телу подружки, она хватала его за руку и тащила вперёд, болтая их сцепленными ладонями в воздухе, как дошколёнок.
Какого чёрта она начала вести себя как заправская шлюшка? Или это он сошёл с ума? А девчонка просто стремится наладить отношения. У неё не осталось родных, кроме выжившей из ума бабки и мачехи, ненавидящей её в глубине души. Нормально хотеть наладить контакт с единственным «родственником». Герману известно чувство одиночества, желание иметь родную душу рядом, чувствовать безусловную поддержку, пусть всё и осталось прошлом. Перерос, пережил, больше не вспоминал.
Увлеклась кулинарией, мало ли какое хобби может появиться у человека. После занятий по биологической физике любому захочется медитировать, стоя у плиты. Герман никогда не видел Ярину употребляющей алкоголь, тем более под наркотическим опьянением. Она редко ходила в клубы, ещё реже пропадала ночами. Всё её время делилось на институт, зубрёжку, приют для животных и Елисея. У неё и подруг толком не было, или Герман о них не знал. Изредка проскальзывали рассказы об однокурсницах, кафе, в которое подруги заскакивали после лекций, иногда случаи, казавшиеся Ярине забавными. Человеку нужно расслабляться, Ярина выбрала такой способ. Точно лучше алкоголя или наркоты.
Одежда? Разрази его гром, а как должна выглядеть девятнадцатилетняя девочка дома? Надевать монашескую рясу? Тёплые штаны с начёсом? Жёваную, застиранную футболку, чтобы, не приведи господь, не вызвать плотский интерес в тридцатитрёхлетнем мужике, жившем с ней под одной крышей? Она в Германе мужчину видеть не могла, учитывая её специфический вкус на парней. Меньше всего Герман походил на тощее недоразумения с цветной башкой.
Он зашёл на кухню, надев маску доброжелательности. Ярина поминутно заглядывала через стекло в духовой шкаф, принюхивалась к запаху оттуда. Готовить за три недели она не научилась, каждый раз что-то не получалось, выкипало, подгорало, было странным на вкус. Однако попыток покорить кулинарные вершины не бросала, выбирала простые рецепты, но и в этом случае умудрялась накосячить.
– Что там? – Герман повёл носом.
– Мясо в горшочках…
– Понятно. – Уточнять, где она взяла горшочки для запекания, и какое именно мясо, не стал.
Ярина снова посмотрела в духовку, Герман глянул на склонённую девичью фигурку. Шорты, слава чертям, закрывали ягодицы, а вот разрезы по бокам доходили до края кружевного белья. Отлично! Она издевается, что ли?
– Что в институте? – произнёс он дежурную фразу.
– Сегодня три пары подряд была гистология и эмбриология.
– Сложно?
– Мне сложно. – Ярина вскинулась, открыла духовку, по кухне растёкся аппетитный запах. Надо же. – Аня говорит, ерунда.
Имя «Аня» Герман уже слышал. Та самая Аня, которая поступила по всероссийской олимпиаде? Или другая? Или поступившая вовсе не Аня, а Маша, например?
– Но всё равно легче, чем органическая, физическая и коллоидная химия, – добавила Ярина со вздохом.
– Скоро втянешься, – решил он подбодрить ее Герман. – Если трудно, можно репетитора нанять, или вообще бросить.
