Трейси вздрогнула и отступила назад. Отец никогда не повышал голоса на нее и Сару.
– Хорошо, папа, – сказала она, проходя мимо него.
– Трейси. – Он нежно взял ее за локоть и помолчал. – Ну, иди. Скажи маме, что я скоро буду. Нам нужно еще кое-что обсудить с шерифом.
Неделю спустя после того, как нашли останки Сары, Трейси снова поехала в Седар-Гроув. Хотя по дороге из Сиэтла в основном было солнечно, когда она стала подъезжать к городку, над ним нависла большая черная туча, словно отмечая мрачную причину ее возвращения. Трейси ехала в родной город хоронить сестру.
Движение на дороге не было таким интенсивным, как она ожидала, и она приехала на похороны на полчаса раньше назначенного срока. Осмотрев обветшавшие фасады и вывески, на том месте, где раньше была лавка Кауфмана, она заметила неоновое изображение чашки кофе. В воздухе перед дождем густо пахло землей. Трейси заплатила за четверть часа в стояночном автомате, хотя и сомневалась, что кто-нибудь в радиусе ста миль проверяет эти автоматы, и вошла в кофейню. В этом длинном и узком помещении когда-то Кауфман продавал мороженое и содовую. Кто-то построил перегородку, чтобы разделить пространство. Декор здесь не сочетался с мебелью, напоминавшей студенческое общежитие. Кушетка совершенно протерлась и была накрыта газетами. На оштукатуренных стенах виднелись трещины, плохо скрытые изображением окна, выходящего на городской тротуар, где люди шли мимо примыкающих друг к другу бурых домов, – довольно странный выбор для провинциальной кофейни. У молодой женщины за стойкой было кольцо в носу, сережка-гвоздик в нижней губе и расторопность государственного служащего за неделю до выхода на пенсию. Не дождавшись, когда она потрудится поздороваться, Трейси сказала:
– Кофе. Черный.
Взяв чашку, она села за столик у настоящего окна, выходящего на пустынную Маркет-стрит, и ей вспомнилось, как они с Сарой и друзьями с трудом могли ездить на велосипедах по этому заполненному людьми тротуару. В те годы они просто прислоняли велосипеды к стене, без всяких замков, и заходили в магазинчики, чтобы купить чего-нибудь для своей очередной субботней авантюры.
Дэн О’Лири стоял понурившись у своего велика.
– Черт возьми!
– Что случилось? – Трейси только что вышла от Кауфмана, купив толстую веревку, буханку хлеба и несколько банок арахисового масла и желе; все это лежало у нее в рюкзаке. На оставшиеся деньги она купила десять черных лакричных леденцов и пять красных.
Отец дал ей утром денег, когда она попросила разрешения вместе с Сарой поехать на велосипедах на озеро Каскейдия. Сара там нашла превосходное дерево, чтобы повесить тарзанку. Трейси удивилась, что отец дал денег с такой готовностью. Это была обычная экстравагантность, на которую они с Сарой собирались потратить свои карманные деньги. Уже старшеклассница, Трейси также подрабатывала в кинотеатре у Хатчинса, в билетной будке. Но отец не только дал денег, но и велел потратить их без остатка, сказав, что мистер Кауфман «еле сводит концы с концами». Трейси заподозрила, что дело тут в сыне мистера Кауфмана Питере, который учился вместе с Сарой в шестом классе и все время болел, часто ложась в больницу.
– Шина спустила, – сказал Дэн голосом таким же пустым, как сама шина на переднем колесе его велосипеда.
– Может быть, можно просто подкачать, – выразила надежду Трейси.
