О заброшенных цветах позаботилась Чимназ: она собрала их и перенесла в свой кабинет, начала за ними ухаживать. И цветы ожили! Приходя на работу, если день выдавался погожий, Чимназ выносила горшки с цветами на просторную стеклянную веранду. Постороннему человеку, попавшему сюда, могло показаться, что здесь, в конце веранды, открыт цветочный магазин.
Однажды так и случилось.
– Цветы продаются? – спросил некий молодой человек.
– Да, – не растерялась Чимназ, белозубо улыбаясь. – Можете купить!
По звонкому смеху и ясной улыбке женщины молодой человек догадался, что ошибся.
– Берите! – удержала его Чимназ. – Я пошутила. Мы не продаём, мы их дарим.
Молодой человек походил возле цветов. Заглянул и в кабинет.
– Ого! – воскликнул он. – Да тут целый оазис. Какой можно забрать?
– Какой угодно, – Чимназ продолжала улыбаться и совсем расщедрилась. – Берите, сколько хотите.
У молодого человека в одной руке появился горшок с геранью, а в другой – кактус с длинными узкими отростками.
Джираса удивило, что незнакомец вот так просто взял цветы и ушёл. А Чимназ, видя его недоумение, весело прокомментировала:
– Один – жене, другой – тёще, – она засмеялась. – А какой – кому, сам догадайся.
– Нет, – не согласился Джирас. – Один – жене, другой – любовнице. А какой – кому, сама подумай.
– Вы, мужчины, не можете без любовниц, – Чимназ уже не улыбалась.
– Ну, пусть не любовница, – Джирас смягчил свои слова. – Пусть будет просто приятная женщина, которая нравится. Ну, любимая.
– Вот это другое дело… Главное, чтобы любимая…
В глубине глаз Чимназ, которая вновь заулыбалась, Джирас впервые заметил промелькнувшую печаль.
«Как, и у неё?.. Красивая женщина с семьёй и двумя детьми (хотя по её внешнему виду никто бы этого не предположил), умеющая подать себя с безупречным, для своего пола, достоинством, тоже заставляет себя скрывать в глубине глаз печаль?.. Наверное, я давно не заглядывал в глубины женских глаз… Жизнь, понимаешь. Что-то мы видим, но многое не замечаем. Что только не кроется в людских сердцах, особенно женских… А вот Заира не умеет, как Чимназ, скрывать то, что у неё в сердце…» – думал Джирас.
Незадолго до этого произошли и другие важные события.
Бенбец не желал, чтобы их учреждение, как и многие другие, рухнуло. Держался за должность – пусть возглавляемый им коллектив был мал, он дорожил им.
Несколько лет назад он вышел на пенсию, но продолжал работать. Он действительно походил на улитку: лысый, в больших очках с толстыми стёклами; лоб прорезан глубокими морщинами, над каждым глазом крупные с орешек бородавки; в светло-коричневом обвисшем костюме, ноги его плохо слушаются, ходит сгорбясь, выставив голову вперёд, – чем не улитка, у которой разбилась раковина? Но подобное сходство в коллективе подметили потом, прозвищем его наградили раньше, по другому поводу.
Бенбеца в советские времена откуда-то пригласили и поставили во главе учреждения. Чаще всего с языка директора слетало слово «улыбка». Но в его речевом аппарате с этим словом, как и со всеми русскими словами, происходило нечто невообразимое. Каждый раз, собирая в своём большом кабинете коллектив, он повторял, оголяя в улыбке свои золотые зубы: «В чалавеки самый дарагуй вещ – это улипка». Он желал, чтобы все сотрудники исполняли свои обязанности постоянно улыбаясь. За это над ним за глаза подтрунивали, но нельзя сказать, что его не любили.
