Мои аллюзии - страница 66



– Если бы он не подписал, я бы не смогла ему выплатить неустойку, даже если бы продала родительский дом. Даже если бы почку продала. Обе почки! – Сгибаюсь и опираюсь руками на коленки. Меня тошнит.

– Тебе не пришлось бы. Почку, реально? Ты серьёзно об этом думала? – продолжает угарать, как от анекдотичной истории! А меня трясёт. Так отпускает адреналин.

– Откуда такая уверенность? Он же мог не подписывать. – Остин тормозит и разворачивается ко мне.

– Мог. Но платить бы тебе всё равно не пришлось и почку продавать тоже, – продолжает забавляться.

– Почему? Суд был бы на моей стороне? – Усмехается.

– Наверное, нелегко тебе живется, раз уж ты веришь в правосудие. Нет. Суд не был бы на твоей стороне. И не было бы никакого суда, просто я бы всё выплатил.

– Ты не из тех, кому здравый смысл связывает руки, да? – О, меня ещё сильнее начинает тошнить. Опять скручиваюсь в крендель. – Узнал, что там неустойка в пол миллиона, а у тебя как раз завалялись лишние наличные? Пятьсот тысяч тебя не напугали? – Выпрямляюсь, холодный воздух всё же делает своё дело, и мне становится полегче.


Мой спутник распахивает пассажирскую дверь и облокотившись на неё говорит:

– Меня ничего не пугает. Я бы при любом раскладе спас твою историю. – Этот Гэтсби улыбается мне гораздо больше, чем просто ласково, улыбается той самой улыбкой, наполненной неиссякаемой ободряющей силы. Оставив пассажирскую дверцу открытой для меня, идёт на сторону водителя. Не до конца понятно в прямом смысле он говорил про спасение моей истории или это такая фигура речи? Но прозвучали эти слова так уверенно, что у меня внутри всё расслабляется.

– Кто же ты такой?

– Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо, – Дальше зачитываем слова в унисон: я со всей серьёзностью, Остин с самоиронией, – часть силы той, что без числа творит добро, всему желая зла. – Вздыхаю. – В конце концов, человека определяет не сумма денег в банке, а сумма его поступков, – заключает зло. Остин – потрясающий человек-злодей.

Усаживаемся в машину, устраиваюсь в кресле, и он передаёт мне толстую пачку бумаг, на которых вижу подписи Рейнольда.

– Это в отеле подпишешь. А вообще научись сначала читать, а потом уже подписывать.

– У меня хреновый английский.

– Ага, инстинкт самосохранения тоже, – говорит это повышенным шутливым тоном, но всё же понимаю, именно так он впервые ругает меня.

Машина трогается с места, увлекаюсь перелистыванием бумаг трясущимися руками. Пальцы не слушаются. Когда поднимаю глаза и смотрю в окно, понимаю, что впервые вижу эти панорамы, улицы. Пугаюсь.

– А куда мы едем? – Незнакомые высокие здания настораживают.

– Ой, ты ещё спроси – не маньяк ли я. Самое время, – издевается. И меня отпускает. Смеюсь. С ним не страшно. И по большому счёту без разницы, куда он меня везёт. Начинаю анализировать, почему так доверяю этому человеку, о котором ничего толком не знаю. А то что знаю – это информация из сети, а значит весьма спорная информация. С чего вдруг не ищу в нём подвох? Всё ещё ощущаю его своим…

Остин, глянув на меня, начинает забавляться.

– Ты сейчас выглядишь так, словно вычислила, что убийца садовник, но всё ещё ожидаешь подвоха от дворецкого.

Пока едем дальше, я, как верно подметил крупье, всё ещё пытаюсь понять, с какой стати так спокойно и безоговорочно верю ему. И не могу найти ответ. Просто верю и всё тут.