Мои дороги в поисках любви. И у мужчин бывает сердце - страница 9

Я уже не сомневался, что ночью в келью заходил не простой румын. И что я не прошел проверку. Проверку двумя ненужными мне старыми вещами. С которыми я пожадничал расстаться. Могу ли я считать себя христианином, если не способен даже на такую малость?

Эти мысли не выходили у меня из головы оставшиеся два дня. Осознание морального падения угнетало настолько, что при первой же возможности я исповедал его духовнику ближайшего монастыря. Он, впрочем, снисходительно отнесся к моему признанию, заметив, что все мы несовершенны. Слабое утешение, как ни крути.

Мы столкнулись на пароме, который должен был отвезти меня на материк. Я поднимался на борт, а он сходил на пристань. Остановка длилась пару минут. Лезть в рюкзак некогда. Я выудил из кошелька 50 евро и протянул ему:

– Возьми, пожалуйста, это тебе на обувь и на телефон. – Я знал, что этих денег хватит и на то, и на другое.

Он ничего не сказал. Он ответил мне взглядом. В нем отразилась такая гамма эмоций, что описать ее словами невозможно. Здесь было все – и удивление, и благодарность, и радость от внезапного чуда.

Чудо случилось с нами обоими. С румыном – потому, что он получил то, что просил. Не от меня. От Бога. Хотя и из моих рук. Чудо, произошедшее со мной, заключалось в том, что Господь дал мне второй шанс. Шанс пройти проверку на сострадание, сочувствие к ближнему. И я ее вроде бы прошел. Хотя и не сразу.

8 ноября

В этой поездке на Афон я испытал самое сильное в жизни ощущение близости Бога. Такое сильное, что никто и никогда не сможет убедить меня в том, что Его нет. В моем мире Он есть. Я совсем не рассчитывал на эту близость. Я приехал молиться и каяться в своих грехах. И даже это у меня совсем не сразу вышло.

Обычно я исповедовался в греческих монастырях. Так сложилось после первой исповеди в монастыре Ватопед. Греческим языком я владел на достаточном уровне, чтобы совершить акт покаяния-метанойи. Меня тронул подход греков к исповеди. Это не обычное перечисление грехов, которое часто практикуется в наших храмах, это целая духовная беседа. Каждая моя исповедь длилась на Афоне не менее получаса. Я успевал пересказать духовнику почти всю свою жизнь и все, что накопилось у меня на душе.

В этот раз исповедь в греческом монастыре не складывалась. Как бы не уехать вообще без покаяния. Наверное, и в этом был какой-то промысел. Точно был. Но мне еще предстояло посещение русского монастыря святого Пантелеимона2. И я решил исповедоваться в нем.

Исповедь предполагалась на ночной службе. Вечером я основательно готовился, сидя в одиночестве на морском берегу. Легкий плеск волн располагал к сосредоточенному погружению в себя. Сначала я читал покаянный канон, потом подбирал нужные формулировки для исповеди. Записывать свои грехи на листке, как я иногда делал в России, не было смысла. В афонских храмах нет электричества, службы идут при очень небольшом количестве свечей, и в этих потемках просто не удастся ничего прочитать. Я провел на берегу не менее часа, пока не раздался стук в било. Так в монастыре давали сигнал к отбою.

9 ноября

Не помню точно, когда нас подняли на службу. Думаю, часа в два ночи. Было темно и холодно. Мы быстро прошли из гостиницы к храму, подсвечивая себе дорогу карманными фонариками. В храме уже собрались паломники. В тусклом свете свечей едва можно было различить колонны и скамьи-стасидии. Монотонный голос читал часы. А нужно еще отыскать место, где монастырский духовник принимал исповедь.