– Да видел я твою дачу. Это и не назовёшь так. Домишко какой-то, на добром слове стоит, да немного земли непаханой.
– Ничего ты не понимаешь. Там река рядом, лес, тишина. Эх, вот мне бы ещё мотороллер, я бы беды не знал.
Саня был моим первым соседом. Наверное, поэтому мы и сдружились. Другом я, конечно, его не назову, но приятелем – запросто. Хороший простой мужик. Всегда поможет, честный, порядочный, чужого не возьмет, но и своё так просто не отдаст. Сам он из деревни, постоянно про свободу говорит, про поля, про леса, а из города не уезжает – тут платят лучше. Мало того, что мы с ним тёзки, так он мне ещё и деда моего напоминает. Дед мой был крепким мужчиной, очень воспитанным и аккуратным. Меня, кстати, в честь него и назвали. Даже не знаю, достоин ли я этого имени.
Саня был отличным соседом – очень чистоплотным человеком. Даже сейчас, в полной квартире, он успевает всё держать в порядке. Единственный есть за ним грешок – очень любит выпить. Благодаря этому хобби, собственно, мы и познакомились.
Голова болела страшно. Жалел ли я прошлой ночи? Ни капли. Уже и не помню, как далеко зашла наша с товарищем беседа, но домой мы явно добрались с трудом. Джинсы, одиноким комком лежавшие у кровати, были грязными, а ботинки в центре комнаты как будто молили о помощи. Видимо, по дороге домой мы нашли какой-то овраг с размоченной дождём землёй и решили капитально измерить его глубину. На столе валялись мои чертежи из института. Я достаю их в двух случаях: в попытках выкинуть, когда делаю уборку, либо когда хочу показать своё превосходство над людьми, у которых из образования только школа. Вчера, думаю, было и то и другое.
Поднимать своё тело с кровати совсем не хотелось, но с кухни доносился такой приятный аромат блинов, что ноги сами вынесли меня в душный и туманный коридор. Ольга, женщина с пронзительно звонким голосом, носилась от плиты к столу, то и дело смазывая сковороду салом. Блины у неё были славные: масла она не жалела, и топлёное сало делало своё дело превосходно. Такие блины, помню, были у моей бабушки. Она делала их не мягкими и тающими во рту, их нужно было пожевать. Но именно за это я их и любил.
– О, проснулся писарь наш, погляди, Настёна.
За всё время знакомства с Ольгой я так и не понял, ненавидит она меня или жалеет.
– И вам доброе утро, соседи. Александр ещё не просыпался?
– Спит твой собутыльник, видно, хорошо вы вчера посидели.
– Не могу знать, портвейн крепче Достоевского оказался.
– Настя, ну ты слышала? С самого утра уже про свои книжки, ты о чём-то другом–то хоть думаешь?
Я уже не слушал её. Блины заняли все мои мысли, и я с жадностью поглощал их, запивая морсом с малиновым вареньем.
Сегодня суббота, а значит ко мне придёт моя Маша. Не подумайте, что я влюблён в неё, как мальчишка, просто наши разговоры возвращают меня к жизни, и так, от субботы к субботе, я существую, практически не пропуская в жизнь серые мысли.
– Ты подруге блинов оставь, джентльмен.
Ольга считает, что Маша – мой единственный шанс выбиться в люди и завести семью. Поэтому каждую субботу у меня был великолепный завтрак, который, кстати, под предлогом романтического ужина, я сам съедал в своей норе.
– Пусть Настёна лучше ест. Да, красотуля?
Настя, племянница Ольги, была совершенно неразговорчивым и скрытным ребёнком. Её карие глаза всегда смотрели в самую душу. Она очень напоминала мне мою институтскую подругу: всегда с аккуратно заплетёнными косичками, в сдержанном наряде и с серьёзными мыслями. Я постоянно вылавливал случай, чтобы привить Насте интерес к книгам и иметь в этом доме хотя бы одну родственную душу. Слушать у неё хорошо получалось и, мне кажется, какие-то вещи её даже интересовали. Только Ольга всегда совсем не вовремя вмешивалась и уводила её в комнату учить иностранные языки.
