Мои друзья медведи - страница 14
В трехмесячном возрасте медвежонок может взобраться на толстое дерево
Уже с первых прогулок медвежата начали учиться влезать на деревья. Вначале они освоились с толстым стволом поваленной осины. Кое-как вскарабкавшись на него, разгуливали по стволу взад-вперед, как по дороге. Потом облюбовали иву, она стала первым и, пожалуй, самым любимым деревом, на котором они обучались лазанию вверх. Темно-коричневая кора ивы была сплошь в глубоких трещинах. Боковые ветви этого старого, невысокого дерева начинались в полутора метрах от земли и тянулись то горизонтально, то закручиваясь в замысловатые узлы. Вначале мишки не решались взбираться по стволу выше, чем на метр. Было видно, что залезать по дереву вверх им легче, чем спускаться вниз. Быстро перехватывая лапками, медвежонок залезал до метровой отметки, потом как-то терялся, начинал смотреть вниз. Поворачивая голову то вправо, то влево, подрагивая от напряжения, а, возможно, и от страха, он начинал медленно спускаться, изо всех сил цепляясь за кору когтями. Если в этот момент лапа срывалась, малыш буквально «прилипал» к стволу, морда его принимала испуганно-растерянное выражение, и лишь убедившись, что держится крепко, он возобновлял спуск. Ствол дерева он отпускал только тогда, когда задние лапы прочно стояли на земле. Каждый день мишки тренировались в лазании, не зная в этом занятии усталости, и через неделю их можно было видеть уже на самой макушке ивы. Спустя две недели они стали ловкими верхолазами и освоили все сучки покрывшегося первой листвой дерева. Даже умудрялись затевать возню на самом верху, толкая друг друга, но при этом орудовали только одной лапой, а тремя другими цепко держались за ветку, на которой сидели.
Отдых на первой прогулке
Теперь медвежата не обходили вниманием и толстые сучья осины с гладкой, сильно засохшей корой, на которые влезать было довольно трудно. Чтобы удержаться на таком сучке, нужно было иметь сильные лапы и крепкие когти. Гигантское дерево, рухнув, создало целый завал из обломившихся и оставшихся лежать на стволе толстых сучьев, между которыми и сновали расшалившиеся мишки. Они быстро проскальзывали из одной дыры в другую, беспрерывно меняли место и занятие, показывая при этом поистине акробатические номера. Игра кончалась так же внезапно, как и начиналась. Только что бегавших взапуски малышей уже можно было видеть деловито лазающими между трухлявыми пнями и моховыми кочками, где они старательно выискивали личинки короедов, которыми можно было поживиться. Вначале я оставлял заигравшихся медвежат и незаметно уходил, чтобы заняться своими обычными делами на работе, которых с появлением медвежат не убавилось. Первые 6 дней это /давалось. Мишки оставались на полянке до тех пор, пока я к ним не приходил. Приближаясь, я подавал звуковой сигнал, детеныши дружно отвечали, бежали навстречу, и мы шли обедать. Позже они освоились с дорогой и стали прибегать к клетке сами.
Утомился
В нашем доме жил щенок по кличке Булька. Булька представлял собой смесь лайки с гончей, у него всегда был взбалмошный внешний вид: винтом закрученный хвост, ясные простодушные глаза и мягкие длинные уши, висевшие тряпкой. Он унаследовал окрас гончей, а голос, звонкий, режущий слух, ему достался явно от лайки. Каким образом этот щенок сумел подружиться с медвежатами, мне так и осталось неизвестным. Однажды я увидел медвежат около клеток вместе с Булькой. Они бегали, прыгали, катались, боролись и так были заняты игрой, что не заметили моего прихода. Кое-как разбив теплую компанию, я унес Бульку в вольер и запер. Но вскоре он отыскал в вольере дырку, вылез, прибежал к клетке и пытался затеять игру с медвежатами теперь уже через сетку – лаял, визжал, припадал к земле на все лапы, подпрыгивал вверх, одним словом, ходил колесом! Заделав в вольере все дырки, я надежно изолировал Бульку. Теперь-то он не мог вылезти, и я с сознанием надежно выполненной работы пошел в контору заповедника. Вслед мне раздался душераздирающий вой! Но я решил выдержать характер и не выпускать Бульку к медвежатам. В условия эксперимента вовсе не входило наличие контакта собаки с медведями! Вой продолжался, вой на высоких нотах, с тоскливыми переливами. Я, конечно, мог выдержать все упрямые требования Бульки, но сотрудники конторы расценили мою стойкость иначе. В их глазах я выглядел если и не жестким насильником по отношению к домашним животным, то и не лучшим хозяином и, наверняка, плохим хозяином своего двора. Булька выл весь день. Следующее утро началось также с воя. Вой тянулся, плыл над утренним, тихим лесным поселком, будоражил хозяйских собак, которые в свою очередь начинали то лаять, то тоскливо выть. В конторе, как мне показалось, со мной коротко, сквозь зубы здоровались сотрудники, отводили в сторону глаза, стараясь пройти быстрее мимо. Я решил махнуть рукой на все методики, дабы сохранить свое нормальное положение в обществе. Булька в лес не ходил и основной нашей работе причинить вреда не мог. Я выпустил ошалевшего от неожиданной свободы щенка – пусть играют, пока маленькие.