Хочет.
И я хочу.
С намеком смотрю на потемневшее лицо Яра, взглядом говоря: я победил, пошел вон! Но он не уходит.
Жадно впитывает всю ее – ту, что подо мной извивается. Облизывает губы, лаская глазами ее набухшие соски: розово-коричневые, манящие, созданные для моих губ.
Ну, пусть смотрит. Жаль, меня надолго не хватит – я уже на пределе, но ночь длинная.
Наша ночь.
Резкий рывок, и я в ней полностью, и без остатка, и… какого хрена?
Девственница?
Замираю в ней – в дрожащей, сжавшейся от испуга крошке, стараюсь не причинять ей новой боли. Глажу, сжимаю, массирую разведенные бедра, шепчу какие-то глупости, сам не понимая: как это возможно, что я у нее первый?
И от этого знания, что до меня не было никого, стоит еще крепче. В моей голове взрыв кратный большому, с которого человечество и зародилось, на ее глазах повязка, под которой слезы боли, но девочка не отталкивает меня. Зато так сильно и сладко сжимает член, что я не в силах и сам отстраниться.
- Серый, слезь. Дай я ее успокою.
- Проваливай! – огрызаюсь я, задыхаясь от того, что сдерживаться приходится. – К себе иди.
Моя девочка пугается еще сильнее, медленно протягивает пальцы к повязке, но Яр ловит ее ладошку, и целует. И на кровать ложится рядом, стараясь на меня не смотреть.
Лишь на нее: на дрожащие от обиды губы, на покрасневшие щечки. Любуется ею, как произведением искусства античности.
- Тише, девочка, расслабься, - шепчет он ей. – Представь, что здесь только ты и я. Вдвоем.
- Но мы не вдвоем. Это вас двое…
- Не думай об этом, - Яр прижимается к ее губам, приоткрытым в попытке закончить фразу, и она отвечает на его поцелуй.
Жадно.
Словно в омут с головой.
И в это время я делаю первое движение. Снова погружаюсь в нее, и влажные стенки так туго сжимают мой член, словно противятся его движениям.
- Не нужно, - она жадно хватает воздух приоткрытым ртом, и выгибается на кровати.
- Тебе будет хорошо…
- Заткнись, - обрывает меня Яр, и прикусывает розовую горошину соска. – Нас двое, ты помнишь?
- Д-да, - всхлипывает в полуотчаяньи-полубреду.
Ей так легче: думать, что нас двое. Я и она, или Яр и она. Но получилось так, как получилось.
- Ты самая красивая на свете, - Яр зажимает между пальцев возбужденные соски, и говорит с ней так, словно в любви признается.
А я с упоением двигаюсь в жарком женском лоне, в котором я первый, и этого не изменить. Она откликается так неумело, но от того божественно ярко – чуть рвано двигается мне навстречу. Разбуженная чувственность этой девочки бьет по мне вспышками, посылает электрические разряды, и нам обоим хорошо.
Троим.
- Тебе хорошо? Ответь, милая, - хрипловато спрашивает Яр.
- Хорошо, да… мне хорошо. Я хочу…
- Кого?
- Тебя, - она зарывается в волосы друга, тянет его к себе, словно эта ночь без него невозможна.
Яр жадно целует мою девочку в припухшие губы, приоткрытые от стонов и всхлипов, и она тянется к нему.
И ко мне.
К нам обоим.
Забываю про ее боль, про то, что нужно быть нежнее. Долблю сильнее, кайфуя от накатывающих волн оргазма. Я в экстазе, и он ослепительный – ни разу не было такого единения, чтобы кричать хотелось.
А девушка подо мной кричит, бьется в сладких судорогах, царапает ноготками запястье Яра, который ловит ее стоны, как любимую музыку.
Кончаю так бурно, что забываю, как дышать. Почти валюсь на хрупкое женское тело, но Яр отталкивает меня.
И раздевается.
- Какого хрена? – хриплю я.
