Мои путешествия по Сибири - страница 15

Вернувшись в свою комнату, я после вечернего чая занялся приведением в порядок собранной коллекции горных пород долины Ихэ-Угун при свете свечи.

Курорт был осмотрен, его геология выяснена, и на второй день мне делать было нечего; я сходил еще раз к верхнему устью долины Ихэ-Угуна, чтобы полюбоваться пиками Тункинских альп, уже усыпанными свежим снегом. После, полудня за мной, по уговору, приехал из села Туран тот же ямщик с повозкой, который привез меня на курорт, и я поехал обратно, но не прямо домой, а остановился на ст. Култук, чтобы поохотиться на пролетную дичь. В низовьях речки Слюдянки было несколько озерков, на которых при проезде в Нилову пустынь я заметил много уток; теперь я прошел к этим озеркам, нанял лодочку и выехал на воду, намереваясь настрелять десятка два. Охота оказалась не очень удачной, утки были осторожны и не позволяли подплывать к ним на верный выстрел, а подбитые скрывались в зарослях тростника и без собаки нельзя было найти их. Проплавав несколько часов, я добыл только штук пять и к этой скромной добыче прикупил у местного охотника еще десяток.

Обилие пролетных уток, гусей и других птиц на этих озерках у Култука объясняется, по видимому, тем, что они представляют удобное место остановки и корма при перелете с севера на юг осенью. Дальше перелетным стаям нужно лететь вверх по Тункинской долине, преодолеть высокий перевал через хребет Росточного Саяна, за которым остановка возможна на озере Косогол уже в Монголии.

Под вечер на почтовую станцию в Култук, откуда я собирался ехать дальше, пришел охотник, который был моим проводником во время поездки на копи слюды и ляпис-лазури, и предложил мне принять участие в ночной охоте на медведя. Вблизи села Култук прошлой ночью медведь задавил лошадь и не смог утащить ее подальше в тайгу. Можно было думать, что к ночи он опять придет, чтобы доесть свою добычу. Я согласился, зарядил левый ствол двустволки круглой пулей и мы отправились вдвоем к месту, где лежала лошадь; это было недалеко от села, вблизи кругобайкальского тракта на маленькой лужайке. В окружающих ее кустах мы расположились в засаде шагах в двадцати от падали, как только стемнело. Просидели часа три, но медведь не явился. Вероятно, накануне он нажрался так плотно, что не захотел прогуляться опять к своей жертве и отложил это на следующий день. В этот раз комары не досаждали нам так, как на берегу р. Сармы, когда я с другим охотником караулил изюбря у солонца. Теперь был конец сентября, и комаров и даже мошки уже не было.

В общем этот первый год моей работы в Сибири дал мне знакомство с древнейшими архейскими породами в Приморском хребте, Хамар-дабане и на острове Ольхон, с менее древней свитой песчаников, сланцев, известняков и кварцитов Онотского хребта, Малой Быстрой и Ниловой пустыни и с юрской свитой Иркутского бассейна. Перед тем в течение зимы я познакомился с трудами моих предшественников, главным образом Чекановского и Черского, изучавших берега оз. Байкал и юг Иркутской губернии, и, таким образом, по литературе и личным исследованиям я получил общее представление о геологии этой части Сибири.

Осень, зиму и весну 1889–1890 гг. я провел спокойно в Иркутске, занимаясь составлением отчетов о работах, выполненных летом, – о разведке угля на р. Оке, к которому присоединил перечень всех известных в то время в Иркутской губернии месторождений угля, о поездке через Прибайкальские горы на о. Ольхон, экскурсии на копи слюды и ляпис-лазури у южной оконечности оз. Байкал и осмотре Ниловой пустыни. Эти отчеты были напечатаны частью в Горном журнале, частью в Известиях Восточно-Сибирского отдела Географического общества. Я принимал также участие в деятельности этого отдела, бывая на заседаниях распорядительного комитета, переводил по просьбе Г. Н. Потанина небольшие статьи из английской литературы, касающиеся Сибири или интересные для сибирского читателя, которые помещались в Известиях отдела.