Мои южные ночи (сборник) - страница 24
Поначалу я подумала, что в салон Хавы нагрянула проверка. Может, налоговая наехала или СЭС. Правда, к чему тогда она упоминала Колобка? Убедившись, что сквозь бравых вояк, застывших на входе, мне не пробиться, я уже хотела развернуться и уйти несолоно хлебавши, как вдруг заметила за их спинами Ислама. Лицо его, как и всегда, было совершенно непроницаемо, и сейчас при свете дня вообразить себе, как этот человек ночью на краю пропасти внушает тебе какие-то божественные откровения, было немыслимо.
В голове у меня всплыл подрагивающий от напряжения и негодования голос Артура: «Он стукач, шпион. Он работает на спецслужбы, сливает им интересующую их информацию». Теперь же этот питон Каа неожиданно возник здесь, в салоне Хавы, во время проведения обыска. Что-то тут было не так. По всему выходило, что Артур был прав?
Особенно не раздумывая, я приподнялась на цыпочки и, выглянув из-за плеч дуболомов, охранявших вход, звонко крикнула:
– Ислам!
Тот обернулся, окинул меня невозмутимым взглядом и, коротко сказав что-то одному из проводивших обыск, вышел ко мне.
– Ислам, что здесь происходит? – спросила я.
Он же, решительно взяв меня под руку, повел на улицу.
Мы с ним присели на скамейку у расположенного возле входа в салон фонтана.
– Здесь пока закрыто будет, – кивнул на яркую вывеску «Дерзкая» Ислам. – Поищи себе другой салон. И парикмахершу не такую… общительную.
– А что, собственно, случилось? И при чем тут Хава? – не поняла я.
– Притом, – скупо улыбнулся, вернее, чуть дернул уголками рта Ислам. – Очень уж любила твоя подруга кичиться близостью к верхам. Гордилась тем, что жену и детей мэра Тамерлана Руслановича причесывает, похвалялась этим везде, фотографии их в свой Инстаграм выкладывала. Байки всякие рассказывала, что якобы мэр влюблен в нее без памяти, розы корзинами таскает…
– Но я ведь сама видела эти розы… – неуверенно возразила я.
– Видела, а как же, – хмыкнул Ислам. – Презент ко Дню матери, личный помощник Ахмедова всем особам женского пола в его аппарате такие разослал, ну и парикмахеру жены заодно.
Я вспомнила, как неприятно кольнуло меня вчера упоминание о цветах, и невольно улыбнулась, осознав, какой глупостью было с моей стороны купиться на россказни Хавы.
– Понятно, что мэру эти ее выходки не понравились. Но это бы полбеды, – продолжал Ислам. – Самое-то главное, что на деле Хава наша была любовницей Джамика Булатовича Омарова, знаешь такого персонажа?
– А как же, – дернула плечами я. – Самый крупный бриллиант в короне сунжегорских поэтов.
– Именно, – подтвердил Ислам. – Гражданин Омаров оказался тем еще параноиком, кругом видел интриги и предательства. И никак не мог допустить, чтобы в сунжегорской короне засверкали еще какие-нибудь драгоценные камни, способные затмить его гений. А потому он попросил свою даму сердца собирать для него информацию. Ну так, понимаешь, безобидно записывать на диктофон все личные разговоры с клиентками, а потом файлы на флешке передавать ему. И Хава с удовольствием этим занялась. Чего не сделаешь ради любви?
В голове у меня зашумело. Я судорожно пыталась осмыслить то, что услышала. Получалось, все, о чем я когда-либо говорила с Хавой, попадало прямиком к Джамику Булатовичу? И тот случай, когда я высмеяла его за то, что он выдавал за свои стихи Грибоедова, тоже до него дошел? Что ж, тогда становилось понятно, кто мог затаить на меня обиду. И все-таки… Неужели ему под силу было снять меня с проекта, утвержденного самим Тамерланом?