Дома, Машины родители с любопытством молча посматривали на «грузина». Мама работала вместе с Машей на вагоностроительном заводе в Мытищах и еще где-то работала, папа, как потом оказалось, был «Ворошиловским стрелком» моих трёшек. Были еще две сестренки, младше и старше Маши, обе были замужем, жили в домах по соседству. Да, еще была бабуля, она все время была как бы в тени, но постоянно на чеку.
Когда уже сидели за столом, мама Маши погладила меня по голове и сказала:
– Спасибо, Маша мне рассказала, какой ты спаситель, мы тебе все за это благодарны.
Маша зарделась. Тут мама продолжила:
– Хорошо, что ты приехал к нам отдохнуть. У нас места знатные, гребные, да и девчата отличные, Маша тебе быстро подружку подберет.
Я взглянул на Машу в недоумении.
– Мама, ну что ты несешь! Человек с дороги, еще не ел, а ты ему моих подруг предлагаешь!
– А что я такого сказала? Он жеж на 3 года моложе от тебя, не собираешься же ты с ним женихаться?
Маша кинула на стол ложку и выбежала во двор.
– Ну, зачем Вы так?
– Ей уже двадцать два года, ребята весь забор обходили, а ей все не по нраву. Сестра уже замужем, а эта все в девках ходит. Ты меня Юра извини, но боюсьи она на тебя глаз положила, не дело это! Гуляйте, смотрите наши красоты, целуйтесь в конце концов, но надёжу ей не давай. Я видела, как Машка тебя ждала, вона – худюща сделалась. Я баба простая, я мать и скажу прямо, может тебе прописка тутошняя нужонная? Вона Машка уже как спичка, только чиркни. Спортишь девку, а через год и бросишь с дятём.
– Да не волнуйтесь, пожалуйста, я не жениться сюда приехал, а если в этом дело было бы, то давно ей и по телефону, и в письмах уши прожужжал бы, что люблю, да и в Тбилиси мог «отметиться», для верности. Может мне уехать, может я тут не к месту?
– Ты паренек не серчай, наслышана я про вас грузинов.
– Да не грузин я, фамилия моя Якунин, просто живу там! А жениться ни на Маше, ни на Наташе, ни на ком другой не собираюсь, пока! Да, Маша красивая и даже нравится мне как девушка, но я только перешел на второй курс института и жениться, как-то не входит в мои планы.
– Ну, извини меня, я мать и ты должен меня понять. Потом можа будет поздно! А ты ничего, не стушевался, справный будешь кому-то муж. Иди, уйми Машку, а то изрыдается дуреха!
Маша сидела у куста крыжовника и жевала ягоды. Она не плакала, но по лицу было видно, как больно ей сделала мама.
– Маш, пойдем покушаем, а потом и к сестричкам знакомится, да и в лес надо сходить.
– Правда, ты хочешь? А в лес потом по грибы пойдем да?
– Конечно, не дома же мне тебя целовать!
– Дурак!
Наконец я поел, окрошка была какая-то сказочная, не то потому, что голодный, не то потому, что Маша была рядом, не то потому, что вечером пойдем в лес целоваться. Маша смеялась, мама улыбалась и даже бабушка удивленно:
– Во, грузин окрошку уплетает, видно дома не делают! Ты, милок, на меня не серчай, тока скажи, мамка твоя знает, что ты к Машке подкатываешь?
– Бабушка, вы, что все сговорились? В Тбилиси Юру эти два бугая убить могли, а он на это не посмотрел и спас меня. Вы же его обижаете. Мне стыдно за вас и обидно за Юрочку (что-то новое, кроме моей бабули никто меня так не называл). Оставьте его в покое, не вгоняйте в краску!
– Вона красавчик какой, – не унималась бабулька – Небось бабы в Тбилиси и без гармошки липнут, чай таперича она и не надобна, так уболтать можно, Хэ-хэ-хэ!
