Про-пал-без-вес-ти… Про-пал-без-вес-ти… Про-пал-без-вес-ти…
«Нет! Это не Он. Почему я сижу здесь и плачу? Кто дал мне право плакать по живому человеку? Без вести – это не убит!» Подхватив пакет, Надя взлетела на четвертый этаж. Дверь семнадцатой квартиры была приоткрыта. Осторожно, стараясь не шуметь, Надя вошла в комнату. У окна сидела женщина. Вряд ли она слышала посторонние шаги – её мир вместился в старенькую школьную фотографию сына. Она гладила его волосы, лицо, нашептывая что-то.
– Светлана Николаевна, – Наде пришлось тронуть женщину за плечо. Та, словно очнувшись ото сна, подняла голову. – Нельзя, понимаете, нельзя! Кто вам сказал, что Его нет?! Может быть всякое – ранен, в плену, да мало ли что! Перепутали! Ошиблись! Перестаньте плакать, слышите?! Он жив.
За окном множились огоньки вечернего города, зажглись фонари… В темной комнате семнадцатой квартиры сидели, обнявшись, две женщины.
– Откуда у тебя такая уверенность? – тихо спросил женский голос.
– Знаю, – отозвался девичий и, чуть помедлив, добавил, – чувствую!
Ночь устала бороться, отступила и сдалась. То там, то здесь, вспарывая беззащитную весеннюю землю гигантским огненным ножом, взрывались снаряды, превращая темную южную ночь в яркий день. На полуразрушенном блокпосту чудом уцелели семеро человек. Кажется, про них забыли все – свои и чужие. Стремительный прорыв неприятеля смял наступающие части. И только хорошо укрепленный, оснащенный техникой пост на просёлочной дороге, выдержав яростный шквал гранатомётов и пушек, оказался неприступным. Противник после нескольких безуспешных попыток взять злосчастный пост штурмом, отступил, оставив семерых парней умирать от ран и голода. Помощи им ждать неоткуда. Аппарат связи был уничтожен.
– Я не могу понять. Какого хрена ты улыбаешься? Подохнем здесь к чёрту все! Судя по канонаде, наши отступили километров на двадцать. И погаси фонарь, нечего сажать батарейки, других тебе не подвезут.
Прислонившись спиной к холодному бетону, неловко вытянув раненую ногу, в слабом свете угасающего походного фонаря Захар читал, и лицо его озаряла улыбка.
– Эй, слышь, не наезжай на него, – сиплый голос сорвался и перешел на кашель, – Кх-х. Зема, будь другом, почитай вслух.
– Не читают это вслух, Женька. Да, ладно, мы теперь все как братья.
На дворе настала осень
И в душе моей дожди.
По тебе скучаю очень,
Только ты сказал мне: «Жди»
Утром жди, когда туманы
Над землей клубятся низко.
И когда кругом обманы
Не бери их к сердцу близко….
…Дни проходят, льют дожди,
Холод, сырость, непогода.
Греют лишь слова твои —
Обещал вернуться скоро»
Ребята молчали…
– Эх, где ты только такую нашел?
– Вот что, Захар, – в наступившей тишине голос сержанта звучал непривычно отчетливо, – Ради неё ты обязан выбраться отсюда. Такие девчонки встречаются раз в жизни и то не у всех. Глупо будет сгнить в этой дыре. Так что, братва, нам тут загибаться никак нельзя. Выше нос, авось прорвёмся!
***
За окном мелькали заснеженные тоскливые пейзажи. Мерный стук колёс баюкал купе, и только молодой военный, лёжа на нижней полке, внимательно смотрел на проплывающие мимо просторы. Прошёл всего лишь год, превративший двенадцать месяцев в судьбу. Захар протянул руку и достал журнал. Как же отвык он от обычной жизни, если простое чтение стало так утомлять его. Или сказывается контузия, или перевелись таланты…
«…Греют лишь слова твои
