И не здесь со всеми, и не в себе – пришелец. Откуда, куда путешествует, из какого тоннеля, в какое.
Где его душа бродит, с ним ли она сейчас, или оставила оболочку, а сама путешествует налегке. Отбилась и никак обратно прибиться не может, успокоиться. Выглянула, полюбопытствовать, а тут – поезд! Подхватило, листком лёгоньким, закружило, невесомым облачком. Понесло на перрон, заплёванный под ноги безжалостные, ветерком припечатало, к жвачке выплюнутой приклеилась, и – никак! Стонет, а не слышит никто. Спешат, в камень втаптывают, плееры-наушники в ушах, не замечают, не достучаться.
Вызвали бригаду, отправили в «дурку», а он и не понял. А у меня – сострадание? Жалость? Потому что себя на его месте представил и словно в вечность заглянул, а там – про́пасть – бездонная, мрак, оцепенение. Скорее – назад! Кто же застрахован?
Раньше бы мне этот «пассажир», что он есть, что его – нет. А тут вдруг сильно призадумался. Может, это какой-то особенный знак – мне послан?
А, если вдруг, разом – все люди исправятся? Дойдёт до их исковерканного нынешней жизнью сознания, что всё в Библии – Правда! Тогда к чему – Бог? Каково ему? Заново переписывай то, в чем веками убеждали, и не исполнялось! Сколько всего надо сделать, чтобы это новое правильно встало на место! Какой противовес придумать, куда сложить зло?
И чем реально заполнить пространство, оставшееся от вселенского зла?
* * *
Толстенные, герметичные «затворы» на переходах медленно закрываются. В этот «замок» ночью не проскользнуть, даже мышкам, которые завелись в магазинчиках наверху.
Пустые, резервные составы проносятся мимо платформ, гудят-ревут, предупреждают:
– Отойди от края! Не стой близко! Опасно для жизни!
Ночь на поверхности, город спать укладывается, а в метро – шум, как в часы пик: обслуга принялась за дело!
Уборщицы, электрики, путейцы – вон сколько нянек! Почти сорок тысяч в метро трудится. Чистят, скоблят «коня», к утру готовят.
Влажная уборка – кафель, мозаика, скульптуры, панно, роспись.
От грязи, микробов – специальный раствор, травами пахнет. Драят женщины, стараются. Станций – архитектурных памятников – пятьдесят пять, считай – каждая третья.
Льётся чёрная «вода» под шпалы, стекает в очистные сооружения. Ручеёк полнится всяческой дрянью.
Разные предметы попадаются. Кто-то специально выкинул – «концы в воду», кто-то нечаянно обронил, кто-то забыл, торопясь по делам.
Машинист один восемь миллионов рублей нашёл в пакете, передал хозяину, а тот ему – пять тыщ – одной бумажкой, с барского плеча.
Но такое не каждый день, происходит. А если что-то утерял из личных вещей, спохватился – звони в бюро находок: помогут, чем смогут. Станция «Университет», южный вестибюль, – выход из центра зала.
Бюро похоже на вокзальную камеру хранения. Очень душевные люди здесь работают, не один десяток лет, возвращают растеряхам самое невероятное. Конспекты лекций – на несколько докторских диссертаций насобирать можно!
– «Извините – душу оставил в вагоне. На «Охотном ряду». Не нашлась? Не «завалялась», случайно, у вас – на полке? Вон на той, второй – слева? Жаль! Если, что – вот вам номерок моего сотового телефончика, – дайте знать, а пока – так. Да – мне не к спеху!»
Может, и вовсе, не так дело было. Вывесил объявление в Интернете – «продаю душу, молодую, не порченую, неокрепшую, цена – договорная». Всё же продают. И, если взвесили на электронных весах и определили, что есть такая категория – «душа», значит, она, тотчас же вписана в прейскурантик. В реестрик товарный, а три шестёрки бес за неё давно определил, валюту сами знаете – выбирайте, у которой курс покруче, это же сделка, здесь не зевай, заламывай, поболе, не продешеви, не упусти своего навара.
