Наткнулся на пелёнки сына. Зачем они, кому? Вырос уже, памперсы сейчас – на каждом углу продают, хоть себе, хоть псу – под хвост! Всё какое-то – не – главное, суетное, беспокойство пустое! Прежде, может, и похвалил бы – вот какая хозяйка рачительная, а теперь лишь досада на всё это старьё не ношенное.
С сыном поговорил.
Он сначала в обидки, вскочил, предатель, кричит. Заплакал, кулаками в грудь стучит, достучаться ко мне хочет, до сердца.
– Разве душа в теле человеческом? – думаю с тоской. – Эту птицу никакие рёбра-клетки не сдержат, никакие канаты и вериги, сама по себе летает, мается, болит. А может, ликует, воспаряет душа? Но это не про нас, и не сейчас! Возможно – потом.
Когда отболит и отвалится, упадёт короста эта больная.
Сын, как будто услышал мои мысли – замкнулся сразу, затих.
– Я, – говорю ему, – всегда тебя учил быть честным. Разве честно жить с человеком, если его разлюбил? Маму уважаю, она хорошая мама. И хозяйка тоже. Но не люблю. А тебя – люблю, это другое, и можешь на меня рассчитывать, общаться и встречаться – будем, и помогу. Родной же, ты мне – на всю жизнь. – Поцеловал его.
Он вдруг перестал дичиться.
Обнялись и сидим, разомкнуть руки страшно!
И пока я жив – пацан он для меня, был и будет в любом возрасте.
* * *
Днём мотаюсь по разным направлениям, начиная с Замоскворецкого, где её встретил – птицу редкую, райскую, единственную, и упустил, простофиля! Даже малого пёрышка не осталось. На счастье, на беду? Кто ж это знает!
Заново метро для себя открываю.
От верхней точки – лёгкого метро, до самой нижней – станции «Парк Победы».
Но всё равно есть несколько особенных для меня станций.
«Маяковская». В длину поболе полутораста метров будет, широкая. Высокие потолки на стальных колоннах. Нержавейка, мрамор, мозаичные панно по эскизам художника Дейнеки, камень полудрагоценный в облицовке – уникальная! Вестибюль мозаичный – подновили, цитатами украсили.
Всякий раз еду и, словно вижу в тесноте подземелья – заседание Наркомата обороны, Сталин желтоватыми, как старое сало в газетке, брюшками твари – Крысиный Король. Как в «Щелкунчике». Тельце одно, а голов – три. И все – оспинками потравленные.
Сына водил в Большой на каникулах, запомнил.
Самая глубокая станция – «Парк Победы». Восемьдесят четыре метра, а кто об этом вспоминает, когда проносятся ураганом?
Есть и мифическая станция, точнее – МФТИческая.
В девяносто шестом году в вагонах стали появляться схемы линий метро, со строящейся станцией «Физтех». Сразу за «Алтуфьево». Однако на самом деле тянуть ветку через буераки к МФТИ, в город Долгопрудный, не собирались. Это была шутка студентов Физтеха.
Они распечатали «усовершенствованные» схемы на цветном принтере и расклеили по вагонам. Уверяли, что человек с полтыщи этим занималось, а реально – человек сорок. Потом ещё несколько лет «станция» мелькала на самых различных ветках метро.
Запруды, тихие заводи, где людей мало бывает, и распадаются вновь на ручейки и капельки. Отразилось в них метро, исказилось, скатились они с эскалаторов, и дальше понесло течение. Спрессовало в узости переходов и эскалаторов и выплюнуло – да Бог с вами, плывите дальше! Не утоните, не растеряйтесь.
Только уродливые выгородки, направляют этот поток в час пик. Это раньше он был – час, сейчас уже – день пик. Чуть больше, чуть меньше, точнее – повезёт или нет попасть в относительно спокойное место.
