Они царапали камни и кричали вслед уходящим по склону людям:
– Выпустите нас, выпустите, выпустите!
* * *
Чтобы подсластить новость о смене курса, Нэй разрешил экипажу отдохнуть. Полная луна бороздила великую реку небес, освещала глиняного рулевого. Лита подлатала голема.
Команда когга сократилась до двух человек: Сынка и черного матроса с раненой рукой. Речники пили на камбузе ром, плескали под ноги тягучий напиток, чтобы он смочил доски – поминали ушедших. Сынок подливал Лите и не сводил с нее влюбленных глаз. Нэй не сомневался, что эта девица постоит за себя в компании мужчин.
Запершись, он медленно разделся.
«Каллен» шел на запад.
В голове Нэя хранилась карта, принесенная из храма Чрева Кита. Карта, которую дал ему мертвый, занявший тело Литы Уильям Близнец.
Когг шел к острову железных повозок, работающих от молний.
И Нэй не знал, кто из пассажиров судна вернется в Полис живым.
Настороженный Вийон наблюдал за хозяином. Ныли ссадины. Стихи из книги никак не усваивались.
Через час угрюмой борьбы с поэтическими строками в дверь постучали. Нэй потянул за нить прозрачности и увидел покачивающуюся Литу. Захмелевшую, вздернувшую носик, подбоченившуюся.
– Не прикидывайся спящим! – заголосила она. – Ты ведь наврал, да? Маринк не посылал тебя к северным рекам? Ты изначально планировал продлить маршрут?
Нэй молчал, и Лита, поколотив дверь ножкой, удалилась.
Ему было горько оттого, что не он, не его фамильяр, а какая-то плебейка встала меж миром живых и вечно кипящей Рекой по ту сторону.
Гордость… чертова гордыня, на которую вечно указывал учитель.
– Ты должен моему отцу целый флот! – Голос Литы доносился из висящего на бимсе амулета. Раковину смотрителя Нэй забрал себе, а второй опрометчиво поделился с девицей. – Чтоб тебя кракены сожрали!
«Цыц!» – Нэй стрельнул пальцем в тут же заглохшую спираль.
Когг скрипел на волнах.
Нэй думал о тонкой стене меж мирами и о тьме снаружи всего.
Три нити сплелись воедино.
Подложив подушку под голову, Нэй глядел на появившуюся в углу тюльпу.
Созданная им девушка сидела смирно и безропотно улыбалась, а медовые волосы ниспадали на плечи и белую шею.
Такой – покладистой и покорной – Лита нравилась ему гораздо сильнее.
Нэй вошел без стука.
В каюте висел тяжелый запах. Тело девушки сражалось с болезнью, сражалось и проигрывало.
Лита слегла на пятый день пути к острову, расположение которого Нэй выведал у призрака Уильяма Близнеца. В полуобморочном состоянии, охваченная жаром, Лита жаловалась на боль в груди. Кашляла – сухо, нехорошо.
Нэй смочил над тазом суконку водой из кувшина, присел рядом с койкой и обтер лицо и шею девушки. Красных пятен стало больше, особенно на шее, которую словно охватил широкий алый ошейник. Лита слабо поморщилась, дрогнули воспаленные веки. Она посмотрела на тряпицу.
– Платье мое испортил? – Облизала посиневшие губы. – Не прощу.
– Пить хочешь? – спросил Нэй.
– Пить… – прохрипела Лита. Резко, горячо. Нэй ощутил это лицом.
Он дал ей теплой воды с лимонным соком. Пока она пила, приподнявшись на локте, отказавшись от его помощи, Нэй смотрел на ее перепутанные, растрепанные волосы, затем на скачущие по переборке тени. Под подволоком раскачивались фонари. Вийон забрался на стол и настороженно наблюдал за больной.
В легких Литы поселилась скверна, и колдун был бессилен перед пожирающим девушку недугом. Магические нити тянулись к энергетическим эманациям человека, страху, отчаянию, боли, питались этими грубыми выделениями, гаввахом, но не могли проникнуть глубже, подлатать, исправить. Любое воздействие на человеческое тело было поверхностным: наложить печать молчания, отвести взгляд, сменить личину. Игра с воздухом, фата-морганами и отражениями внешнего мира.
