Молчаливое признание - страница 26



Петр, не спрашивая, надел на меня теплое пальто создателя. Оно сильно пахло дымом. Всхлипывая, забралась в двуколку, и едва мы с Петром сели, как экипаж резко тронулся, откидывая нас назад.

Прижавшись к плечу мага, я прощалась с тихой жизнью в больнице. Графине Фурнье придется нелегко, и остается только надеяться, что она продолжит принимать бесплатно тех, кто не в состоянии заплатить за лечение. Я бы с удовольствием помогла старшей медсестре, но русские везли меня в Париж, и неизвестность пугала, несмотря на заверения месье Готье и Анны, что им можно доверять. Для меня офицеры были чужими магами, и если Петр располагал к себе, то Колючий пугал. Даже не представляла, как я смогу с ним говорить. Он был моим мужем. Князь Разумовский. Но той теплоты и нежности, что я видела в глазах месье Готье, когда он смотрел на Розель, не было в холодном взгляде создателя.

Измученная тревожными мыслями, я провалилась в сон и проснулась, когда мы подъезжали к Парижу. Весеннее солнце клонилось к закату, а приступ голода и жажда подавлялись любопытством. Во все глаза я смотрела на улицы вечернего Парижа. С удивлением обернулась вслед проезжавшему автомобилю. В маленьком городишке только у судьи была такая машина. А здесь… Глаза разбегались. Столько людей и магов я видела первый раз.

Парижанки с короткими стрижками в ярких свободных платьях, доходивших до икр. Невольно коснулась своей толстой косы и с грустной усмешкой погладила невзрачное платье. Но самым удивительным было видеть гулявшие пары, где мужчину, яркие глаза выдавали в нем мага, держала под руку женщина, не обладавшая даром. Мимо проехал открытый экипаж, где сидела подобная пара, только в окружении троих детей. В маленьком городке люди были обслуживающим персоналом, и никогда маг в открытую не стал бы прогуливаться с простой девушкой.

— А я не верил, когда мне говорили, что французские аристократы женятся на человеческих женщинах, — услышала удивленный возглас Петра.

В ответ Колючий лишь хмыкнул, а мы ехали дальше, мимо модных магазинов, ресторанов, парков. Горожане сидели на улице за столиками возле кафе, к ним подходили девушки с корзинками цветов и предлагали букеты. На площади выступали уличные музыканты, жонглеры, дрессировщица с двумя собачками. Художники рисовали портреты желающим. Захотелось стать одной из пестрой толпы, обстричь волосы, надеть яркое платье и туфли на каблуках. Снять ненавистный блеклый наряд медсестры. Я влюблялась в Париж с его разношерстной толпой, ощущением свободы и праздника. Как отличалась столица от маленького городка. Высокие здания в разных стилях расположились вдоль улицы длинными рядами, просторные проспекты и много, много различных магазинов.

Вскоре мы свернули с широкой улицы в проулок и подъехали к зеленым воротам одного из бежевых зданий. Петр долго стучал, прежде чем послышался звук и открылось небольшое окошечко, хриплый голос произнес:

— Хозяев нет, всего доброго.

Окошечко закрылось, а Петр ударил по нему кулаком.

— Хозяин уже дома! Гасьен! Открывай! — и тише добавил: — Опять с похмелья, отец бы наказал.

Тяжелые ворота заскрипели, и невысокий крепкий мужичок в темной куртке и коричневых штанах суетливо забегал, открывая пошире ворота.

— Что-то в этот раз письма от вас не было, граф Петр…

— Какое письмо, Гасьен! Еле выбрался живой.

— А где же… — Слуга с любопытством повернул испитое, опухшее лицо в сторону двуколки. Маленькие глазки скользнули по мне, а потом взглянули на Колючего, который продолжал держать поводья, и напряженная спина выдавала его усталость.