Гамельн стремительно развернулся и ушел, чтобы через мгновение вернуться, уже клацая по экрану. Звук гудка возвестил о решенном и неоспоримом.
– Алло, здравствуйте. Мистер Гриденс? Я звоню по поводу Леоны Снайдер и ее физического состояния.
Гамельн говорил недолго, спокойно и сухо. Из его уст все звучало как неудачное падение с эскалатора. Со всяким могло случиться. Да-да, Леона активно лечится. Вернется к работе через неделю. Спасибо за понимание.
Леона вздохнула. Врать она не любила – не после того, как врала маме на протяжении нескольких лет, не после того, как жила в домике в лесу. «Обманывать – нехорошо!». Звонкий детский голос еще жил в голове.
– И зачем?..
– А ты по-человечески не понимаешь, львенок, – Гамельн сверкнул глазами из-под челки, отложил телефон и навис над Леоной. – Ну, приступим к активному лечению.
– Э-э-э…
В руке Гамельна как по волшебству возник тюбик с мазью. Гамельн выдавил на пальцы полупрозрачную массу и кивнул Леоне, чтобы та стянула кофту.
– Не надумывай лишнего. У тебя стресс на стрессе, понимаю, но не надо уходить под панцирь и параноить. Ты пережила несколько поражений подряд, но львица внутри тебя никуда не делась. Вот так просто.
– Ты к чему это? – Леона напряглась. Мало того, что она сидела в одном спортивном лифе, подставляя плечо под осторожные, но уверенные прикосновения, так еще и темы поднимались всякие.
– Тебя до сих пор волнуют моя соседка в кигуруми, выпуск и я. Ты не знаешь, что делать. Боишься. И все это вызывает внутри тебя бурю противоречий. Я не прав?
– Прав…
Рука Гамельна вдруг заскользила по спине, сам Гамельн придвинулся ближе. Чуть более уставший и всклокоченный, чем казалось за аурой спокойствия. Его глаза выражали тысячу нерешенных вопросов.
– Скажи, Лео, неприятно, когда решают за тебя?
– Смотря при каких обстоятельствах. Иногда необходим толчок в правильном направлении.
– А какое оно – правильное? А какое неправильное? Мне тоже страшно, Лео. Очень. Страшно потерять тебя, сделать тебе больно, сделать что-то непоправимое, чего уже не перечеркнуть, не забыть, не оставить в прошлом. Я наворотил достаточно в жизни и достаточно хлебнул откатов, чтобы держать голову холодной. Не давать эмоциям и сиюминутным желаниям захлестнуть целиком.
– Ты иногда такой глупый, Гамельн, – здоровой рукой Леона приобняла его, такого взрослого и такого потерянного-растерянного. Притянула к себе. – Кто учил меня быть хищником? Быть свободной в своих желаниях и стремлениях. Ты – господин своей вселенной, и плевать, что там думает и считает общество. У общества всегда были сложные взаимоотношения с теми, кто таков, какой он есть. Криво, наверное, получилось.
– Хорошо получилось, – Гамельн обнимал ее в ответ и шептал-улыбался в ухо. – Выросший в львицу львенок. Откуда ты только взялась.
– Откуда надо, оттуда и взялась.
– Узнаю характер, – Гамельн усмехнулся, отстранившись, и вдруг выпалил на одном дыхании: – Знаешь, я ведь правда хочу навестить детей, поговорить с ними. Я чертовски соскучился. Но боюсь, что они меня забыли…
– Скорее уж, они снова попросят их украсть, – Леона дернула уголком рта: именно этой просьбой закончилась их встреча год назад.
– Этого я боюсь еще сильнее. Что я им скажу? И что сделаю? Иногда лучше не пытаться починить то, что однажды разрушили. Осколками можно сильнее израниться.
В нависшей тишине различались их синхронное дыхание и тиканье часов.
