– Ты, ты!.. – залепетала девушка ее собственным голосом. – Ты – это я!
– Заткнись! – Лера заткнула ей рот широкой лапой и порадовалась, что у нее сейчас мужская рука.
Пикапер, занявший ее тело, молча вытаращился. Как Пятачок в советском мультике, которому завязали рот салфеткой.
– Сюда идет психиатр. Если не хочешь в «дурку», запоминай: ты – Лера Ершова, тебе двадцать четыре года. Родилась третьего мая девяносто пятого. Прописана на улице Яблочкова, дом сорок, квартира тридцать один, – скороговоркой выпалила Лера. – Запомнил?
Тот ошарашенно кивнул, и она убрала руку.
– И еще, – быстро добавила Лера, оглянувшись на коридор, где уже стучали шаги. – Ты не замужем.
– Кто бы сомневался! – фыркнул он.
– Я твой парень.
– Что?! Да я с тобой никогда!..
Пикапер захлебнулся, когда Лера крепко стиснула его в объятиях. Хватка у нее теперь была мужская!
И в этот самый момент в палату вошел психиатр Прозоров в сопровождении высокого медбрата и медсестры Женечки.
– Лера! Слава богу, ты жива! – воскликнула Лера, изображая бурную радость и продолжая удерживать жертву в хватке.
– Ну-ну, молодой человек, – пожурил психиатр. – Отпустите девушку, вы ее так еще задушите.
Лера неохотно убрала руки и предупредила пикапера взглядом: гляди у меня!
Теперь судьба их обоих была в руках парня, и она надеялась, что у Никиты Красавина хватит мозгов, чтобы задурить голову опытному психиатру.
– Как вы себя чувствуете? – вкрадчиво спросил Прозоров, разглядывая пациентку.
– Я – Лера Ершова, мне двадцать четыре года, – тонким нервным голосом выкрикнула та.
Ну, идиот! Лера похолодела. Он же их сейчас под «дурку» подведет! Встряхнуть бы пикапера – но психиатр ловко оттеснил Леру, встав между ней и койкой.
– Родилась третьего мая девяносто шестого года!.. – продолжал блажить пикапер.
Еще и склерозник! Лера мысленно застонала.
– Нет, девяносто третьего… – быстро поправился он и осекся, уставившись на нее беспомощным взглядом.
Дурацкий Пятачок! Завязать бы тебе рот салфеткой! А лучше засунуть кляп для надежности.
– Вы хорошо себя чувствуете? – Психиатр напрягся, как коршун. – Может, у вас странные видения? Потеря ориентации?
– Какой еще, на фиг, ориентации? – оскорбленно взвыл пикапер. – Я нормальный мужи…
Это был провал. И тогда, чтобы спасти их обоих, Лера страшно чихнула. Еще оглушительней, чем когда нянечка выронила ложки. На этот раз подпрыгнули все, кто был в палате. Даже пикапер – который мгновенно заткнулся и прекратил нести чепуху.
– Похоже, молодой человек, вы правда простудились, – медбрат встревоженно взглянул на нее. – Женечка, померь ему температуру.
– Нормальная у меня температура!
Но медсестра Женечка уже проворно вытащила градусник из кармана халата, резко встряхнула и профессионально всунула Лере под мышку – в рукав сиреневой футболки.
– Присядьте!
Лера неохотно опустилась на пустую соседнюю койку. Но продолжала сверлить взглядом пикапера – не ляпнул бы чего еще!
– Так, вернемся к вашей ориентации, – напомнил Прозоров, обращаясь к пациентке.
– Нормальной… – резко начал было пикапер, но под взглядом Леры быстро поправился: – мы ориентации! Оба! Вон у моего парня спросите! – Его голос нервно сорвался, как будто он испугался того, что сказал. – И вообще, какого черта вы лезете в нашу интимную жизнь? Вы нас лечить должны, вот и лечите. Чего в койку лезете?
А он за словом в карман не полезет! Сейчас им это даже на руку.
