Обиды и облегчения.
Что касается родителей Анны, то они, напротив, относились к внуку с любовью и пониманием. Даже после случившийся с ним трагедии. Михаилу было не стыдно признать: любви к семье Анны у него было куда больше, нежели к своей собственной. Однако после смерти своей дочери, мать и отец Анны стали навещать Костю все реже и реже. Смерть любимой дочери стала для них настоящим ударом и потому они решили единогласно переехать из города куда подальше, общаясь с Костей лишь посредством скайпа и все реже уделяя время для личных встреч. Возможно они видели в нем отражение своей вечно маленькой и любимой дочери, а потому боль от утраты лишь больше выковыривала дыру в их незаживающей ране. Михаил и сам порой смотрел на сына таким взглядом и ему становилось больно.
Столь сильно сын походил на свою мать.
4
Клиенты такси… нет, клиенты были совсем другим делом. Они были мимолетны и непостоянны. Одни сменялись другими и это не давало в полной мере излить им свою душу. Клиентам не расскажешь о своих проблемах, жизненных переживаниях и о том, что по-настоящему твориться у тебя в душе. На все это попросту не хватило бы времени, да и банального желания со стороны пассажиров. И это было нормально. Нормально, что люди, сидящие в салоне таксиста, были чужими. Чужими духом. Чужими сердцем. Они просто не могли помочь одинокому вдовцу. Все, чего от них можно было ожидать, так это разговоров о погоде или парочка несмешных старых анекдотов. В иных случаях это был целительный секс, но никаких душевных изливаний. А потому Михаил все чаще стал любить тишину в своей машине, которая если и могла прерываться, то только хорошей тихой музыкой, сладостно доносившейся из динамиков.
Итак, проделав половину пути, дорогу до аэропорта преградил железнодорожный переезд. Еще только подъезжая к железнодорожным путям таксист увидел, как желтые сияющие огни предупредительно мигали каждому водителю, сообщая о том, что на некоторое время их транспорт должен перейти в состояние покоя. Исключительно для их же собственной безопасности. Кричал об этом и опускающийся деревянный шлагбаум, окрашенный в яркий красно-белый цвет.
И именно в этот момент пассажирка на заднем сиденье ожила. Словно граф Дракула, пробужденный от векового сна или старая мумия, чей покой вдруг потревожили любопытные археологи. До этого Михаил заметил, что всю дорогу женщина провела, уткнувшись в экран сотового телефона. Что-то веселило ее каждый раз, как только она заглядывала в самое сердце мобильного устройства, но мужчине казалось, что улыбка отражала некую печаль.
И вот сейчас, убрав телефон во внутренний карман пальто и заглядывая вглубь своего небольшого пакета, Ирина Викторовна наконец нарушила тишину:
– Вы верите в Бога? – тихо, но твердо спросила она.
Михаил слегка опешил от подобного вопроса.
– Я… никогда не думал об этом – невинно произнес он с улыбкой человека, который пытается поддержать не интересную ему беседу. Ложь, конечно же он думал об этом. Особенно после смерти Анны – Если Бог и есть, то это особенно ничего не меняет… наверное.
И тут же добавил, посчитав необходимым разбавить столь щепетильную тему шуткой:
– По крайней мере помолившись ему, шлагбаум впереди нас не поднимется быстрее, а значит и в чем-то более серьезном приходится рассчитывать только на себя.
Но даже после этой фразы, пассажирка почти не изменилась в лице.
