Это сейчас, начитавшись Петрановскую, я знаю, что, по статистике, буллинг почти всегда инициирован учителем.
«А ты будь проще – и люди к тебе потянутся», «Всё умничаешь?» – говорил мне незабвенный Виктор Степанович, считавший, что говорить на одном с подростками языке – основа взаимопонимания. Я оскорбляла его своим присутствием. Доставала вопросами – сверх программы и ответами – из тех вещей, которые он ещё не объяснял. Я дискредитировала его – перед ним самим. И он жутко боялся, что и остальные это увидят. Троечник, середнячок. Откуда б мне знать. Его, боюсь, тоже обожгла в своё время эта система.
Он был предметом мечтаний всех девчонок – в том числе и моим. Он думал, что мы – я и он – меряемся. А я думала – он учит меня держать удар. Эта идея, помноженная на влюблённость и детскую устойчивость к неблагоприятным факторам, детскую неуязвимость, позволяющую с минимальными потерями перенести даже детство, сделала меня чертовски начтойчивой и упорной. И я не сразу поняла, что он уволился из-за меня.
Как бы то ни было – но никто иной, как Виктор Степанович, разрешил моим одноклассникам насмехаться надо мной. Проложил удобную дорожку в эту сторону. Нажал курок – и приговорил меня к пяти годам психологического расстрела.
Я заклинаю вас: задумаете учить ребёнка этикету – отдавайте его сразу и на каратэ. Наймите ему тренера для постановки точного удара в челюсть. По яйцам и в коленную чашечку. Пусть извиняется и бьёт. Наймите ему хорошего репетитора по русскому мату. Научите его миксовать стили общения. И – ради бога – не врите ему, что вежливых людей все любят.
Если бы я когда-нибудь устраивалась на настоящую работу и меня попросили бы перечислить мои достижения, я бы сказала: Достижения? Ну. Я выжила в школе, несмотря на золотую медаль. И никогда не говорю мужу «Ну я же говорила». Наверняка бы это впечатлило любого думающего человека.
Лилю мне посоветовала Елена Павловна. Забота в любых проявлениях покоряет меня. Даже такая неуклюжая забота, как у Елены Павловны: «Марьяшенька, надо бы тебе обследоваться. – Елена Павловна бесцеремонно щупает мои отсутствующие бочка. Гордость и победа последнего месяца. Плод жесточайших аскез и отказов от булочек и пирожных. Прямое следствие того, что вкуснейшее блюдо – сладкий чай с лимоном и свежайший батон с толсто наструганными кусочками замороженного масла – полностью и предположительно навсегда вычеркнуто из моего меню. – Ты с чего это так схуднула. Безобразие просто. В зеркало-то себя видела? Задний проход у тебя не чешется? Это, Марьяша, глисты. Запиши телефон травницы». – Елена Павловна всё ещё не привыкла к тому, что всё легко может быть записано в телефон. И таскает с собой кипы тетрадных листов – чтобы писать страждущим телефоны ведомств и подведомств. Я послушно переписываю телефон из её бывалой записной книжки. Даже самая неуклюжая забота мне приятна настолько, что я раздвигаю дела и записываюсь к Лиле на приём.
Лиля умерла в 42 года, оставив по себе тонны светлых воспоминаний, несовершеннолетнюю Лею десяти лет и квартиру с нераспечатанными коробками. Переезд длился года три – и Лиле всегда было совсем не до него. В малюсеньком кабинетике она принимала таких, как я. Внимательно выслушивала – подозреваю – достаточно одинаковые истории и подбирала подходящие случаю травы.
Аптечные травы она не уважала. Пользовалась – но только в крайнем случае. Обычно собирала их сама: в холщовые мешочки, в сильное время, то есть перед самым цветением. В сарафане и с песнями. Лиля верила в осмысленность мира. И учила этому меня. И я ей было уже почти поверила.
