Молодые годы короля Генриха IV - страница 53

Он ехал справа от Генриха. Слева вдруг раздался звучный и строгий голос, читавший стихи:

– Друг дю Барта, – заметил Генрих, – откуда у такого добродушного петушка, как ты, берутся столь ядовитые стихи? Да от тебя девушки бегать будут!

– Я и не им читаю. Я читаю эти стихи тебе, милый принц.

– И ещё судьям. Смотри, дю Барта, не забудь про судей! Не то останутся тебе для обличения только твои злые короли!

– Вы злы от слепоты, да и все мы, люди. Пора нам исправиться. Забыть о девушках – это мне пока не по силам, но от любовных стихов я совсем хочу отучиться. Буду впредь сочинять только духовные.

– Что же, умирать собрался? – спросил молодой принц.

– Я хочу когда-нибудь пасть в битве за тебя, Наварра, и за царствие божие.

После этих слов Генрих смолк. Стихотворение «О короли, во власти ослепленья» осталось у него в памяти, и он втайне решил, что никогда не будут из-за него люди лежать убитыми на поле боя, платя своей жизнью за расширение его королевства.

– Дю Барта, – вдруг приказал он, – а ну-ка выпрямись в седле, как только можешь! – Верзила-дворянин повиновался, и принц посмотрел на него снизу вверх не только насмешливо, но и с восхищением.

– Тебе там сверху ещё не видно прелестной мадам Екатерины со всем её непотребным домом? Ведь её распрекрасные фрейлины ждут вас, не дождутся.

– А тебя, скажешь, не ждут? – спросил Агриппа д’Обинье, многозначительно подмигнув. – Впрочем, нет, ты же теперь добродетельный жених. Но, насколько мы тебя знаем… – Тут все расхохотались. А Генрих громче всех.

Сзади кто-то крикнул: – Будьте осторожны, господа! Любовные приключения с фрейлинами, как известно, уже многих наградили таким подарком, которого они не забудут до своей блаженной кончины.

Молодые люди рассмеялись ещё веселее. Но в это время какой-то человек протиснулся к принцу и поехал рядом с ним, оттеснив остальных. Всадник не обращал никакого внимания на то, что его возмущённые спутники были готовы тут же наброситься на него с кулаками. У этого юноши лицо было особенно выразительным, но оно казалось слишком маленьким, так давил на него огромный лоб. Глаза эти много читали, и их взгляд уже был скорбен, хотя господину Филиппу дю Плесси-Морнею шёл всего двадцать четвёртый год, а было ему суждено прожить семьдесят четыре.

– Я только что слышал веление божие! – возвестил он, обращаясь к принцу. – Господь приказал мне обратиться с речью к Карлу Девятому, и пусть эта речь побудит его объявить свободу вероисповедания и подняться на защиту Нидерландов от Испании.

– Лучше уступи свою речь господину адмиралу, – посоветовал Генрих. – Он-то заставит себя выслушать. Нас они ещё не боятся. Но, надеюсь, скоро будут бояться.

Генрих и дю Плесси могли беседовать друг с другом, не таясь, ибо ехавшие вокруг них молодые люди увлеклись перечислением всех удовольствий, ожидавших их при французском дворе. Говорилось вслух и об опасностях, приводились примеры. Упомянуто было также название той болезни, которой все так боялись. Тут Морнеем овладело великое воодушевление, и он воскликнул:

– Пусть я заражусь! Но Карл Девятый все-таки даст нам свободу веры!

– Ну, тогда ты будешь выглядеть довольно постыдно!