Молодые - страница 16
– Какой?
– Купец там одни был. К красавице этой идиота всё ревновал… Заре-эзал.
– К… кого? Этого?
– Не-э. Красавицу. И князю же всё и расскажи. Так он от переживания опять с катушек съехал. Он же до этого настоящим дурачком был. В Швейцарии лечился. Вылечили вроде. Ну он в Питер и полетел. В новую жизнь, значит. Ан не тут-то было. Короче, опять шарики за ролики заехали, и его назад в Швейцарию лечиться отправили. Грустный, в общем, конец, не как в сказке. У Достоевского все книжки плохо кончаются.
– И чего тут интересного?
– А ты возьми и прочти, тогда сама увидишь. Оторваться невозможно. Я больше никого так запойно не читал.
– Ладно. Завтра же в библиотеке возьму. Так прямо и называются – «Идиот», «Бесы»?
– Так и называются.
– А «Бесы» про что?
– Про бесов.
– Настоящих?!
– Да настоящие что воздух, ну! А эти… А пожалуй, похлеще настоящих будут!
– И интересно?
– За уши не оттащишь!
– Врёшь!
– Ну, честное коммунистическое!
– Ва-аря-а!
– Да, бабуль, иду!
И, одновременно вздохнув, они поднялись.
– Чуть не забыл! Когда назад полетишь?
– Послезавтра хотела. А что?
– Ну послезавтра, так послезавтра… Просто завтра мне в Красноярск с отчётом ехать. И когда теперь?
– Увидимся? Даже не знаю.
– Ну а письмецо-то можно накатать?
– Даже не знаю… Давай я сначала у папы с мамой спрошу?
– Д-а-а…
И Варя опять стала оправдываться:
– Ну я же ещё ма-аленькая.
– Тады не узоруй, мотри! – пригрозил Петя пальцем. – Папу с мамой слушайся. Не то серому волку скормят. Боишься серого волка?
Варя озорно-испуганно округлила глазки.
– Ага-а!
– Тады – ой! Покеда, значит!
– Нет, прощай – лучше.
– Это почему же?
– Мало ли что.
– Что?
– Ну мало ли что.
– Да что?
– Ну мало ли…
– Ну тады – прощай! Целоваться, как, будем или нет?
Варя испуганно затрясла головой, попятилась назад и мгновенно скрылась за дверью. Но тут же выглянула в щёлку.
– Да не боись, не буду! – заверил Петя. – У папы с мамой разрешения спросишь, а там и начнём!
– До свадьбы?!
– В щечку-то?
– Ни в куда! Женишься и целуй тогда!
– А-а, тогда, значит, всё-таки будет можно! Ну, спаси-ибо!.. А с другими можно пока – для тренировки?
Молчок.
– С другими, спрашиваю, можно или нет?
– А тебе так уж очень хочется?
– Ещё бы!
– Ну и иди тогда!
За дверью послышалось хлюпанье носа.
– Да пошутил я, ну, пошутил! – поспешил заверить Петя. – До революции вон вообще до свадьбы не целовались. Только ручку… А ручку, кстати, можно цаломкнуть? – осенило его.
После непродолжительной паузы из щели неуверенно высунулась худенькая детская рука. Петя осторожно взял, наклонился и для смеха звучно чмокнул. Рука тут же юркнула назад.
– Доволен теперь?
– Ещё бы! Всю ночь буду не спать!
– И чего будешь делать?
– О тебе думать. А ты?
Дверь приотворилась, на Петю устремились восторженные Варины глаза.
– И я! – выдохнула она с чувством и с шумом захлопнула дверь.
Вода в Бирюсе спала к шести вечера, и весь оставшийся световой день бригады приводили в порядок полигон. О возобновлении промывки до восстановления перепускных дамб, устройства новых водозаборников, съёмки заиленных шлюзов не могло быть и речи, а потому, когда стемнело, произвели внеплановую пересмену.
Перед ужином вместе со всеми намёрзшимися за день Павел сходил в баню, которую топили ежедневно, и, посвежевший, в половине одиннадцатого по обычному ночному холодку поднимался в гору.
Свежесть звёздной июньской ночи напомнила то бесшабашное время, когда они, допризывники, втроём – Вовка Каплючкин, Сашка Муратов и он, – пропустив тайком от родителей четвёрку водки на троих, шли из своего пригородного совхоза «Доскино» высоким берегом Вьюновки в Гавриловку на танцы и от телячьего восторга, переполнявшего их в унисон бьющиеся сердца, ревели во тьму непроглядной осенней ночи: «Червону руту, не шукай вечорамы, ты у мэне едина, тильки ты, повирь…»