– К нам приедет сам Квашнин! – кричал Свежевский, будто на его письмо откликнулся Дед Мороз. И лично решил привезти заказанный подарок.
– Как Квашнин? – ахнула Анна Афанасьевна. – Тот самый Квашнин?!
– Ну да, олигарх из Барвихи, – возбужденно сказал Свежевский. – Он позвонил Шелковникову, тот, само собой, тут же позвонил Мартину, а Мартин позвонил мне и велел все проконтролировать. Я даже не знаю, с чего начать.
– Начни с себя, – кисло посоветовал Бобров. – Успокойся.
– Тебе легко говорить, – накинулся на него Свежевский. – Квашнин ведь чуть ли не главный акционер! Он член Правления!
– Заместитель Председателя, – напомнил Бобров.
– Вот именно! Он мультимиллионер, понимаешь?! – орал Свежевский. – У него миллионы долларов! Он живет в Барвихе! У него яхта, которая пришвартована в Венеции!
– Он же не на яхте сюда едет, – резонно заметил Бобров. – А вот интересно, на чем? Ведь самолеты в Чацк не летают. Я как-то видел Квашнина на корпоративе. У них был юбилей, и они приглашали всех банкиров. Помнится, и у меня было приглашение. Квашнин – толстяк. Настоящая слоновья туша, ноги как колонны, пузо огромное, а волосы рыжие. Правда, он, как говорят, необыкновенно умен. Плохи наши дела, если сам Квашнин решил в них разобраться. Он урод, но урод богатый, – Бобров осекся, потому что увидел лицо Нины.
При слове «Барвиха» Нина вытянулась в струнку. И без того высокая, она сейчас вся тянулась ввысь, словно готовясь взлететь. Барвиха, миллионы долларов, яхта в Венеции… Бобров понял, что Нины сейчас здесь нет. Она жадно слушала Свежевского и мыслями вся была там, в Барвихе, где живут олигархи.
Вечер для Боброва был испорчен. Теперь все только и говорили, что о Квашнине. Свежевскому поручили обустроить люкс, в котором толстяку было бы комфортно. Проследить, достаточно ли большая кровать, не придется ли протискиваться в ванную комнату, каких размеров унитаз. И, само собой, ванна. Что это вообще за ванна, не следует ли ее поменять?
– Он приезжает от силы на неделю, – пытался образумить народ Бобров. – Он такой же человек, как и все. Он едет сюда работать.
Но его не слушали. Пришел черед сплетен. Свежевский, противно хихикая, рассказывал:
– Василий Дмитриевич глубоко женат. И развестись ему нельзя. Его супруга, рожая последнего ребенка, получила инвалидность. Как-то не так он из мамочки вышел, этот ребеночек. Да еще и тесть у Квашнина сенатор. Старику за семьдесят, но эти олигархи нас всех переживут. Им все теперь пересаживают: печень, почки, сердце…
– Хорошо бы тебе пересадили чей-нибудь мозг, – проворчал Бобров. – Неважно чей, лишь бы он вообще был.
– Ты просто завидуешь, – упрекнула его Нина.
– Кому?! Квашнину?! Этому чудищу?!
– Чудище-то он чудище, а все равно ходок, – взахлеб продолжал Свежевский. – А когда у человека есть потребности и полно денег, то для удовлетворения этих потребностей нет никаких препятствий. Разводиться Квашнину нельзя, обдерут, как липку, но на его шалости жена и тесть закрывают глаза. Единственное условие, чтобы все было пристойно. Лариса Ивановна, супруга Квашнина, предпочитает, чтобы любовница мужа была на глазах. Вхожа в семью, – с благоговением сказал Свежевский. – Поэтому Квашнин выдает ее замуж за кого-нибудь из своих сотрудников, и двигает его по карьерной лестнице. Любовницу с супругом принимают в доме, она на законных основаниях присутствует на корпоративах, занимается вместе с Ларисой Ивановной благотворительностью. В общем, все пристойно.
