– По закону, за твое легкомыслие я заплачу виру, – возразил старший Авальд.
– А какую виру ты мне заплатишь за то, что лишишь меня женщины, которую я полюбил? – спросил младший.
– Не слишком ли скоро эта крестьянка стала твоей любимой?
– Не скорее, чем ты полюбил мою мать, дочь поденщика.
Ярл долго молчал, кусая ус и теребя бороду. А потом говорит:
– Твоя мать красавица. А эта… Она тебя выше на полголовы.
– Когда она пела, у меня будто выросли крылья и я мог взлететь к верхушкам сосен, – ответил сынок.
– Смотри, как бы тебе не разбиться о землю, – сказал ярл и вышел, хлопнув дверью.
Не попрощавшись с хозяином, отец поехал дальше на восток, а сын, сообщив Вигфусу, что пришлет сватов, вернулся на запад.
К чести Авальда Справедливого надо отметить, что он выделил сыну достаточно средств, чтобы тот мог заплатить женский дар невесте и дружеский дар тестю.
Свадьбу сыграли в начале осени, за два дня до ястребиной ночи.
На свадьбу пришли три ворожеи. Наибольший почет оказали старшей, ей поставили высокое кресло с пуховой подушкой. Младшую же обделили вниманием. Она, ко всему прочему, была страшненькая.
Старшая вёльва объявила жениху и невесте, что они будут счастливы до конца своих дней, что у них родится сын, который прославится больше своих предков.
Средняя ворожея ее слова повторила и добавила, что невеста будет образцовой хозяйкой и умрет в один день с мужем.
Им обеим вручили богатые подарки, а младшую не только не выслушали, но двое подвыпивших гостей случайно толкнули ее и уронили на пол. Она разозлилась и крикнула, обращаясь к невесте: «Они ради подарков тебе главного не сказали. А я тебе говорю: беги от него побыстрее, пока он тебя не угробил!»
Ее тут же вывели из застолья ее же напарницы. Ее объявили пьяной. А в таком виде никто не предсказывает!
Ярл Авальд Справедливый на свадебном пире не произнес не единого слова и скоро ушел; еще до того, как прибыли ворожеи.
Хельга Длинноногая – такое у нее было прозвище – хозяйкой и вправду была замечательной. Она была полновластной правительницей в усадьбе, отдавала приказы работникам, служанкам и рабам и часто вместе с ними доила коров, сбивала масло, делала сыр, молола зерно, сучила нитки и пряла. Когда она пела, работа у всех спорилась. Она была такой искусницей в рукоделии, что мало кто из женщин мог сравниться с ней в этом. Ее вышивки были лучшими в Рогаланде.
И вправду Авальд и Хельга были счастливы друг с другом. Когда взгляды их встречались, всем было видно, что, как говорится в пословице, глаза не могут скрыть любви. Когда Авальду случалось бывать в отъезде, самой большой радостью для Хельги было разостлать плащ, который она получила в подарок от мужа, и подолгу им любоваться.
Их счастью многие завидовали; в округе не было пары, равной им по счастью.
Через две зимы в месяц ягнят у них родился сын.
Люди говорили, что не видели более красивого младенца. Глаза у него были большие и голубые, кожа белая, волосы светлые и как шелк. Он редко плакал и часто улыбался.
Едва он появился на свет, отец вбежал в комнату, вопреки обычаю не дал положить новорожденного на пол, а схватил его на руки и, казалось, обо всем на свете забыл. И лишь когда ему несколько раз напомнили, что надобно дать ребенку имя, Авальд надел на него амулет Тора, облил ему головку водой и нарек сына Хельги.
Люди удивились и напомнили, что в их роду первенца всегда называли Авальдом и, похоже, счастливый отец оговорился.
