Между статуями стражей гробницы стояли витрины и другие скульптуры. Моне понравились изящные тела фигурок черных кошек. Подобный силуэт украшал ее правую лодыжку – одна из ее первых татуировок.
В Древнем Египте котам и кошкам поклонялись как божествам. Это напоминало Моне современную культуру содержания домашних животных. Ты носишь за своим четвероногим другом полиэтиленовый пакет для его экскрементов, словно это ценнейший товар, или даже встаешь на колени перед кошачьим туалетом с песком и выкапываешь мочу, надеясь, что на этот раз кошка не написала на кровать. Одни называли это любовью, другие – сумасшествием. По мнению Моны, тут требовалось и первое, и второе, – и это совершенно нормально.
Зеленая табличка «Выход» в коридоре напротив отражалась в глазах Бориса. Моне снова пришлось признать, что вампиры во многом походили на котов. В их радужках тоже отражалось слабое мерцание звезд, открывая им захватывающий вид на ночной мир. Острые зубы, хищники, ночные охотники, элегантные, расчетливо дружелюбные, злопамятные, известные одиночки и чрезвычайно разборчивые, невзирая на ограниченные возможности питания.
Борис заметил взгляд Моны и изобразил самую грязную из своих ухмылочек, на которую она просто не могла не ответить. У других наверняка кровь прилила бы к щекам при виде его ангельского лица и многозначительной улыбки. Так почему же с Моной никогда не срабатывало? Он же идеален!
– И? – Борис усмехнулся, а ведьма удивленно моргнула. Они втроем сидели рядом на маленькой скамейке перед выставкой, – эти двое буквально зажали Мону с обеих сторон.
– Ч-что «и»?
– Все оказалось настолько плохо, как ты себе представляла?
Мона подавилась воздухом и не могла понять, к чему он клонит. Борис постучал пальцем по своим наручным часам, и она поразилась: уже минула полночь.
– О-он по-прежнему может встать, только в час ночи будет более-менее ясно, – пояснила она, но с ее плеч все равно как будто упала тысяча кирпичей. Она справилась. Ее обход прошел без проблем, проклятые реликвии и артефакты Мону игнорировали и занимались своими обычными делами. Коллегам она нравилась, они заботились о ней, словно считали это само собой разумеющимся. Если еще и саркофаг останется на месте… от облегчения у Моны вырвался смех.
– Значит, можно спокойно выдохнуть, ну, вам, не мне, мне-то не надо. Ха! – объявил Борис, закинул ногу на ногу и наклонился ближе к ней. – И все это стоило того, чтобы так стрессовать?
Она удивленно покосилась на него со стороны. То есть он все-таки заметил ее пульс, а может, и давление тоже.
– Обычно я не такая, но… – Мона глубоко вздохнула, – для меня это правда важно. Я люблю музеи. Молодым ведьмам вроде меня в основном приходится работать на улицах, как правило, нам не дают таких шансов. Не хватает опыта. На всех исследовательских вакансиях, куда я подавала заявки, мне отказали. Так что совершенно одна в патруле со своими нестабильными силами… если ведомству станет известно, что… – У нее надломился голос.
– Любишь жареные колбаски? – вдруг вставил Бен.
– Что? – Выбитая из колеи, Мона уставилась на оборотня.
– С горчицей или кетчупом?
– Ну…
– Или что, с майонезом? – Бен скривился от отвращения. – Это… все в порядке. Ты все равно мне нравишься, Мона. Все разные. А ты… это не так уж плохо. Ты по-прежнему мне нравишься!
– Нет, нет, ну… я не ем мясо, – объяснила она и пожала плечами. Оборотень не сумел элегантно подгадать время, как Борис, но попытка ее подбодрить определенно удалась. Либо он, как всегда, невнимательно слушал. На мгновение у Моны в голове будто стало совсем пусто.
