Уже на улице я дозвонилась до Антона, ответил он почти сразу. Я сообщила, что остаюсь сегодня в своей квартире, так как отсюда ближе до больницы, но он отреагировал немного странно. Сдержанное молчание, потом вопрос, домой ли я из больницы, а затем напоминание о том, как нам хорошо вместе. Он мне не доверяет, я чувствую это.
Хотелось его приободрить, но убеждать его в своей верности сил сейчас не было. К тому же, по дороге домой я, действительно, собиралась заехать кое-куда ещё. Захотелось вдруг рассказать Антону про Левицкого, что это его рук дело, но в последний момент не стала. Сделаю это позже.
Роберт. Этот мерзавец говорил что-то про чай. Неужели мой отказ всему виной?
Господи, неужели, он так сильно хочет меня унизить, что готов переступать закон? Отец сообщил, что это случилось около семи. Я не приехала к Роберту и как результат – моему отцу угрожали?
Проезжая по пути домой, заметила свет в окнах интересующей меня фирмы. Сердце забилось быстрее. Я боялась, и, возможно, подсознательно надеялась, что тут никого не будет. Но теперь сомнения, что мне придётся осуществить задуманное, отпали.
Я вышла из такси и, чтобы не передумать, решительно кинулась прямо к воротам офиса, который располагался в двухэтажном здании и занимал его полностью. Если Роберт хочет видеть меня в качестве подносящий ему чай – так тому и быть. Он говорил, лишь на несколько дней. Если этот псих назначает такую цену за жизнь моего отца – я могу заплатить. Пусть даже переступив через свою гордость и убеждения. Но папой я рисковать не могу.
Всего лишь чай. Я справлюсь.
В конце концов, выясню, что нужно этому ублюдку.
Дверь мне открыли далеко не сразу. Ворота, открытые днём, сейчас были закрыты, и я стучала по ним так отчаянно, что казалось, вся улица содрогается от этих звуков. На встречу ко мне вышел тот самый полноватый охранник низкого роста с часами на груди, он насупившись взял их в руки и, взглянув на циферблат, сообщил:
– Во-первых, у нас есть звонок, – он указал на ворота, и я, действительно, заметила небольшое устройство, на которое прежде внимание не обращала. – А, во-вторых, мы уже закрыты. Вы что-то хотели?
Такой простой вопрос, но внутри он вызвал волну негодования. Нет, я не хотела, но мне придётся.
– Я к Левицкому, – ответила я, поняв, что пауза затянулась. – Знаю, он на месте, видела свет в его окнах. И уверена, если Вы сообщите, что здесь Элиза Красова, он меня примет.
«Толстячок», как я его успела окрестить мысленно, вдруг перестал хмуриться и глубоко вздохнул.
– Не советую его сейчас беспокоить, – скорее сочувствующие произнёс он. – Вернулся минут десять назад. Злой. И вряд ли он способен сейчас не нагрубить.
– Ничего страшного. Иного я от него и не ожидаю.
Охранник покачал головой, но я умоляюще сдвинула брови, приложив руки к груди. Снова глубокий вздох, пожал плечами:
– Хорошо, но я предупреждал.
С этими словами «Толстячок» пропустил меня внутрь помещения, и, делая шаг за шагом, я чувствовала, как сильно дрожат мои руки. Сердце то замирало от неизвестности, то начинало слишком часто стучать, добавляя краски разгоряченным щекам. Пока мы достигли приёмной, я испытала исчерпывающую гамму чувств.
Он хочет сломать меня. Не знаю, зачем. Но я готова.
Просто приносить ему чай и выслушивать нелестные упрёки. Ради отца. Могу ли я рассчитывать взамен на то, что жизни папы более не будет ничего угрожать?
