“Доброе утро, Граф. Извини, что так рано. Знаю, что ты спишь, но дело срочное, и мне необходима твоя помощь.
Буду очень благодарен, если ты сможешь через акк быть у причала отгрузки №17. Возьми с собой отмычки.
Мален.”
Всё то время, что гробовщик писал письмо, его кот сидел рядом и терся мордой о вибрирующий компьютер.
Мален нажал красную кнопку, ввел длинную числовую команду и вернул большой рычаг в исходное положение. Квартира перестала дрожать, гул медленно стих, маленький экран погас.
– Пойдешь с нами? – спросил Мален у кота, встав и снимая фартук и прочие защитные элементы.
– Не-е-е-т, спасибо. Не люблю-ю-ю я-а-а-а ходить с тобой на работу, ты же знаешь.
– Это не работа. Я помогаю Листве.
– Всё равно. Труп же е-е-есть, а я-а-а-а не удержу-у-у-сь, откушу кусо-о-о-чек. Листва-а-а будет обзыва-а-а-ться и пла-а-акать, а ты меня-я-я руга-а-а-ть будешь. А если будешь меня-я-я сильно руга-а-а-ть, я съем и тебя-я-я.
Мален усмехнулся и сказал:
– Ладно. Веди себя хорошо. Еды тебе оставил.
– Спаси-и-ибо, пока-а-а. Мяу!
Гробовщик спустился в прихожую и открыл свой гардероб. Мален натянул кальсоны, надел рубашку, короткий желтый дождевик с капюшоном, а поверх рабочий комбинезон цвета хаки, застегнул молнию и накинул на плечи кожаный плащ с желтыми номером 405 на спине. Надел и завязал сандалии на высокой подошве, взял свой саквояж и вышел на улицу.
***
Город спит. Периодически сквозь плотную дымку пробивается свет мутного рассветного Она. Его четкий диск прекрасно виден невооруженным глазом. Вокруг покой и неподвижность, разлитые в самой природе бытия. Но во всем этом покое есть что-то зловещее. Свет Она ласкает крыши зданий и невидимые струи уходят по трубам к стенам, проникая в них. Эти струны изгибаются, будто заставляя фасады зданий двигаться и чуть-чуть менять свой грязный узор.
Создается ощущение, что в этом мире любая неодушевленная вещь может с такой же легкостью превратиться в живой организм, как любой живой организм – в мертвую оболочку.
Последний материк, пригодный для жизни, который, наверняка, полностью погубят отбросы некогда великой нации, а после умрут сами. Казалось, единственный способ обезопасить себя – раствориться в этом небытии.
На севере – последний философ умирающего мира просыпается от навязчивого звука и читает сообщение друга. Прочитав, ширяется, делая инъекцию в вену своего члена. Между пальцев ног живого места уже не осталось. Коленные сгибы его болят, а язык опух и потерял чувствительность.
На юге – рыбы машут кирками, добывая руду. Ладони их синих рук стерты в кровь, но боли они уже не чувствуют, зная, что, если остановиться хоть на секунду, будет по-настоящему больно. Рыбоводы держат свои плетки наготове и пристально следят за рабочим процессом.
На севере, далеко за лесной рекой, земляне завтракают у костра, один из них рассказывает свой сон. Ему приснился дом и красавица жена, которую он не видел уже много-много лет.
Глубже, в чаще дремучего леса, древний монстр выбрался из своей пещеры, с опаской посмотрел по сторонам и пошел за грибами.
Наверху – тишина и спокойствие. Лишь угрюмые дворники лениво блуждают по улицам, убирая последствия многочасового празднества.
Внизу – погребальная яхта медленно плывет по каналу с опущенным парусом и тихонько тарахтит. На борту – мужчина в сандалиях, комбинезоне цвета хаки и кожаном плаще с номером 405 на спине и рыжая девушка в желтом.
