Мораль и личность российских революционеров. Издание 2-е, доработанное - страница 16

М. Муравьёву-Апостолу не нравилась поэзия Байрона из-за эгоистичности характерного для неё идеала свободной и независимой личности. Вместо демонстрации искусственной разочарованности, лучше, по мнению декабриста, заняться делом и хотя бы «несколько облегчить участь бедного селянина»78.

Свою убеждённость в своём высоком предназначении, в правоте избранного пути декабристы пронесли через всю жизнь. Н. Лорер признавался в своих «Записках»: «40 лет прошло с того времени, и я смело скажу, что ни одной минуты и ни одного раза я не сожалел, что случилось так, а не иначе», и он был не одинок тогда в своих чувствах: многие его товарищи поздравляли с вступлением в тайное общество. «Мне было тогда 28 лет от роду. Жребий был брошен!..»79.

Высокая цель, чувство сопричастности к великому историческому действию предполагали серьёзность отношения к жизни, о чём писал Ю. М. Лотман. Он приводит в качестве примера разговор, записанный Пушкиным: «Дельвиг звал однажды Рылеева к девкам. „Я женат“, – отвечал Рылеев. „Так что же, – сказал Д <ельвиг>, – разве ты не можешь отобедать в ресторации потому только, что у тебя дома есть кухня?“».

Ю. М. Лотман оценивает этот разговор как столкновение «игрового» и «серьёзного» отношения к жизни. Рылеев – человек серьёзного поведения, который и на уровне высоких идеологических построений и в быту подразумевает для каждой значимой ситуации некоторую единственную норму правильных действий. Для Дельвига визит к «девкам» входит в сферу бытового поведения и никак не соотносится с идеологическим. «Возможность быть одним в поэзии и другим в жизни не воспринимается им как двойственность и не бросает тени на характер в целом. Поведение Рылеева в принципе едино, и для него такой поступок был бы равносилен теоретическому признанию права человека на аморальность. То, что для Дельвига вообще не имеет значения (не является знаком), для Рылеева было бы носителем знакового содержания»80.

Ю. М. Лотман обращает внимание на то, что «серьёзные» декабристы отвергали все виды светских развлечений: танцы, карты, волокитство и осуждали их как знаки душевной пустоты. Например, М. Муравьёв-Апостол в письме к Якушкину задавался вопросом: «После войны 1814 года страсть к игре, так мне казалось, исчезла среди молодежи. Чему же приписать возвращение к столь презренному занятию?» На вечерах у Липранди не было «карт и танцев». Монолог Чацкого у Грибоедова заканчивается ремаркой: «Оглядывается, все в вальсе кружатся с величайшим усердием. Старики разбрелись к карточным столам». Под влиянием декабристов серьёзность входит в моду в 1818—1819 гг. и захватывает более широкий круг молодёжи, чем члены тайного общества. «Серьезные молодые люди ездили на балы, чтобы там не танцевать»81.

Серьёзность, ответственность отношения к жизни проявлялась и в речевом поведении декабристов. Они отличались «разговорчивостью», для которой были характерны резкость и прямота суждений, безапелляционность приговоров, стремление называть вещи своими именами, избегая светских условностей82.

«Серьёзность» и «разговорчивость» декабристов были отражением их стремления к жизненной активности, к непосредственному действию по достижению высоких целей в жизни. Молодые офицеры после войны перестраивают свои отношения с солдатами – отменяют телесные наказания (так было не только в Семёновском полку, но и в Егерском полку у Фонвизина и многих других), занимаются их просвещением (особенно известны Орлов и Раевский) и т. д. Декабристы приняли деятельное участие в помощи голодающим в Смоленской губернии в 1820 г., создали Практический союз для содействия освобождению от крепостной зависимости. Якушкин в своей деревне действовал в духе тайного общества: сократил господскую запашку, обучал крестьянских мальчиков, пытался освободить своих крестьян. Пущин ушёл с военной службы и поступил в надворный суд, заслужив известность своей честностью и бескорыстием.