Уплывая в маленькое местечко, что хранило мою жизнь в бережных объятиях, тихо напевала песню, будто это заклятие, которое должно вывести меня из состояния овоща. Как только наступал конец, я начинала сначала и так бесконечно по кругу. Цикличность той мелодии въелась в душу и не позволяла расслабиться. Я каким-то образом чувствовала, что нахожусь на грани, потому не должна разрешать себе слабости. Борьба всегда была в моей жизни, и сейчас я не могла отступить.
Тихий мамин голос перемежался с папиным, который был менее нежным и более требовательным. Он ведь моя скала, за которой я могла просто спрятаться, понимая, ничто плохое меня не коснётся. Я помнила, как в детстве, испугавшись тех самых чудовищ, что сидят в шкафу и ждут полуночного часа, чтобы выбраться, папа часто лежал рядом, обнимая и поглаживая меня по маленькой ступне. Просыпаясь утром, я мило морщила носик заметив, что он так и проспал всю ночь, охраняя моё богатое воображение.
– Однажды я узнаю, почему вы решили поиграть в соперников, и тогда каждого из вас ждёт наказание, – вот он тот самый властный, грубый голос, который так отчаянно напоминал мне Фобоса. Да, это определённо его тембр немного низкий, из-за чего казался устрашающим. – Ты ведь даже не задумалась о том, как опасно играть с тем, кто тебе не ровня? Нужно выбирать противника в своей весовой категории, Вада, и не пытаться играть с тем, кто гораздо коварнее и озлобленнее тебя.
Мне казалось, он говорил что-то ещё, но я уже не слышала из-за лекарств, что циркулировали по венам. Но боже, понимая, что Фобос был рядом, пытаясь достучаться до моего сознания, это сделало нечто невероятное с моими внутренностями, связав их в тугие узлы.
Самое смешное во всей той ситуации – последствия. То, что должно было быть простым, теперь стало неподъёмным. Когда очнулась, родители узнали, что я не помню воскресного ужина у семьи Оландер. А я, в свою очередь, узнала, что, прогуливаясь по их территории упала в озеро, и мальчики меня спасли. Что-то в их словах не давало покоя, я не понимала, где истина, а где грань безумия, которое наплели Фобос и Деймос моим родителям. Проблема заключалась в том, что я не могла сказать правду, потому что не помнила. Не знала, как оказалась в озере, и не могла развеять ту красивую сказку о спасении, что рассказали всадники.
«Взирая на небо сквозь толщу воды, я видела в дымке ночи мерцание звёзд и маленькие пузырьки. Они хороводом кружили вокруг и поднимались спиралью, окутав меня безнадёгой и тьмой. Я не могла быть погружена в омут ночи и не хотела смерти. Я готова была закричать „спаси“, только вот некому было прийти».
– Милая, тебе сто́ит передумать. Возвращаться сейчас, когда ты ещё не окрепла слишком рискованно и опасно, – голос мамы вырвал меня из того мрачного омута воспоминаний.
Прикрыв дневник, в котором делала записи, пытаясь излить бумаге всё, что копилось внутри с момента пробуждения в больнице, я прикусила ручку и вскинула взгляд, давая понять, что не стану больше обсуждать эту тему.
– Ты не оставляешь мне выбора…
– Что, запрёшь все двери и заколотишь окна? – поддразнивая, спросила. – Или нет, подожди, прикажешь папе встать нерушимой скалой в дверях и не отпускать меня в Дракмор?
– Не смешно.
– Мама, мы уже обсуждали это. К чему теперь снова начинать?
Я не изменила своего решения, и ты знаешь, что не могу пропустить даже недели занятий. Моё отсутствие скажется на оценках и успеваемости, я ведь не при смерти.
