Её зелёная макушка в последний раз мелькает посреди толпы. Двери вагона захлопываются.
Неразрывные нити рвутся не хуже разрывных.
Мне теперь ничего не остается, кроме как разглядывать парня в белом пуховике. Я не сразу понимаю, что именно так поразило меня в его внешнем виде. Что-то в нём не от мира сего. Потом до меня доходит.
Первое: он в пуховике, хотя на дворе ноябрь и мы, вообще-то, в метро. Но это ладно. Это я могу понять. Но! Второе: кожа его лица ослепительно чистая, как у младенца. Словно он сошёл с полотна великого мастера, словно его сгенерировала нейросеть или слепил Микеланджело…
Словно он продал душу кому-то очень влиятельному, связался с нечистыми силами, у которых есть управа даже на самые страшные недуги. Ну, навроде акне.
Совет: называйте прыщи акне. Звучит солиднее.
Если подумать, я тоже связался с нечистыми силами, но заработал в результате этой связи лишь ожог на руке. Мы разные.
Не могу оторвать от лица напротив взгляд. Думаю, со стороны это выглядит странно, но до меня, к счастью, никому нет дела. Даже этому парню: он сидит в наушниках, уткнувшись в телефон.
Это ведь невозможно. Такого ведь не бывает в реальном мире… Я загипнотизирован. Я околдован. Заворожён, очарован, что там дальше по списку? Это всё про меня. Для полноты картины не хватает только стекающей из моего рта слюны.
Улыбка на моём лице находится в угасающей стадии и выглядит глупо, наверное, но до меня, к счастью, по-прежнему никому нет дела.
Ценит ли этот человек то сокровище, что имеет? Дрожит над ним денно и нощно? Думаю, он вообще этого не замечает. Тут дело обстоит так же, как с насморком: мы начинаем ценить возможность беспрепятственно дышать только тогда, когда нос заложен. Так же дело порой обстоит и с людьми.
«Без расставаний не бывает встреч», – так сказал мне фантик от одной конфеты. И я склонен ему верить.
Этот парень не заслуживает такого. Он даже сидит, широко раздвинув ноги. Он даже не уступает место стоящей в сантиметре от него женщине. А ведь она, вероятно, на ранней стадии беременности. Кем он себя возомнил?
Сжимаю книгу в руках, и страница с хрустом надрывается. Только сейчас старушка отрывается от своего кота и смотрит на меня как будто бы понимающе. Но ей не понять. И никому из них не понять.
Меня переполняют злость и зависть. Чернейшая из завистей. Почему он, а не я?
Хочу, чтобы этот парень споткнулся где-нибудь поздней ночью и остался там навсегда. Это он заслужил. И мне не стыдно. Стыдно должно быть тому, кто убивает амурских тигров.
Моя станция. Наконец-то. Никогда я не был так рад услышать эти два слова.
Перед выходом в последний раз смотрю на парня, который так и сидит на своём месте, довольный собой и своей мужчинностью. Ну и ладно. Не мне его судить. Не мне расплачиваться за его грехи. Не мне смотреть по утрам на эту восхитительно чистую кожу…
Но что это? На его правой щеке, прямо рядом с ухом? Красная надутая точка, гордая в своём одиночестве и оттого ещё более заметная на бледной коже.
Как я мог не заметить её сразу? Это бы сильно облегчило мои страдания.
Хотя какое, в общем-то, это имеет значение сейчас? Поезд трогается, а я стою на краю платформы, обтекаемый толпой, и улыбаюсь по-дурацки. Я же говорил, что это невозможно, помните? Я говорил. Идеально чистой кожи не бывает.
Почему-то чешется рядом с правым ухом, но я не имею права трогать это место. Любое прикосновение будет стоит мне в будущем около трёх тысяч нервных клеток. Но чешется прилично. Как свежий комариный укус.
