История с Панченко, конечно, сбила мой настрой. Впереди меня ждёт эпицентр для вульгарных шуток, родная деревня Распутина, ставшая туристическим оазисом для всех сексуально озабоченных. А я всё гоняю в голове мысль, ищу рациональные причины в поступке Панченко. Но поняв – можно невольно и принять.
Впрочем, всё равно ничего не вижу.
Вообще моё знакомство с ним куда древней. Я вообще знаком с ним с детства. Хотя и мало общался. Никак не клеилась дружба. Виделись нечасто, жили далеко.
Отец его был букинистом, держал лавочку на другом конце города. Прежде, мне говорили, он работал учителем литературы. И жил помешанным на книгах. Он из боготворил, в любом виде.
Причем – ценность для него представляла будто бы лишь физическая оболочка литературы. Хороший текст, но вышедший в электронном виде, он не воспринимал всерьез. Для него казалось важным, чтобы годы сточили края страниц, ожелтили их, добавили этот гадкий библиотечный запах лежалой и пыльной бумаги. Только тогда он предавался своей геронтофилии. Он читал эти бесконечные классические романы. Сотни страниц описаний разных завитушек, пятен на дверях, мелких закоулков души. Невероятно детализированные, ужасно многословные. Нудные, с длинными предложениями, абзацами на три страницы, с минимальным действием. Там где, герои могут сидеть за столом по двадцать-тридцать страниц и разговаривать, даже не передавая соль.
