Море Хард - страница 47

– Да. Но он его купил утром того же дня и не успел ещё активировать. Значит, не православный, возможно. Точно! – поддержал младший.

Старший сказал громко «ха!» и хлопнул в ладоши.

– Что тут хорошего? – спросил я. Я достал маленькую кулачковую тревел-камеру как раз для таких суетных случаев – и снимал происходящее. Может и пригодится.

– Неактивированный крест кеширует все голоса вокруг в ожидании нужного вокального слепка, они по кругу пишутся и стираются.

– Да, программы привязки. Гениально! – сказал младший.

– Крест? Кеширует?

– Ну да, он же считает молитвы, сбрасывает рекомендации по их выбору на приложение, следит за трапезами во время поста, учит носителя избегать опасных и злачных мест. – будто по буклету зачитал старший.

– Это мастхэв для всех истинно православных! – у младшего были свои буклеты.

– Сырые данные есть. На момент убийства…

Раздался какой-то полустон-полурык. На экране запульсировала частотная диаграмма.

– Есть слепок голоса.

– Запускаю протокол поиска по другим крестам.

Младший откинулся и растёр глаза, цифры бежали по экрану.

– Если убийца в течение часа до или после использовал свой голос не дальше чем в трёх метрах от креста – данные фиксируются. В рамках оперативного антикриминального протокола мы можем их использовать для поиска подозреваемого. – он повернулся ко мне и объяснял, пока система сканировала данные.

– Зачем вы мне это рассказываете?

– Вы же блогер… – и тут же переключился обратно, – Ох ты! Пять меток.

На карте монастырского комплекса появились метки с таймингом. Мелкие картинки с камер наблюдения, где нейросеть выкидывала из подозреваемых людей, опознавая их лица и помечая зелёным. Появился красный, на другом экране, на третьем. Картинка увеличилась. Это был рыжебородый. Тот самый монах, который присоединился к нам по пути сюда, и который сейчас стоял снаружи. Только на экране – в гражданской одежде, тёмных очках, так сразу и не признать.

– Чёрт побери! – сказал младший и на секунду осёкся. – Прости, господи. Но как так?

Он был в ступоре.

– Ребят, я вам тут зачем нужен? – спросил я.

Старший обернулся, и долго-долго, будто сквозь меня, уставился куда-то между горлом и солнечным сплетением. Потом поднял глаза и будто вернулся обратно в кибер-келью. Медленно, медленно заговорил, будто продолжая думать о чём-то своём.

– Вы блогер. Почти журналист. Мы хотели показать свою открытость. Убийство – это очень плохо для нашего города, плохо для дел, плохо для репутации. Как бы цинично не звучало – но только поток прибыли от туризма позволяет нам оплачивать берегоукрепительные работы. Когда вода поднялась – то Кремль оказался под угрозой. Так совпало, что все наши верования и намерения имеют как рациональную, так и духовную цель… Кстати!

Он отвернулся и снова начал разбрасывать по стенам десятки окон с разной информацией. Младший вышел из ступора.

– Язычник. Обманул нас. Втёрся в доверие. Но убил зачем? Слишком хладнокровно для импульсивного поведения…

Они подняли досье на рыжебородого подозреваемого. Славослав Миромир – так его звали. Родился здесь, потом уехал учиться в Северную Европу, ведению рыбохозяйства. За два года стал язычником, примкнул к полукриминальным нео-викингам в околохакерских кругах. Попал в тюрьму за мелкую кражу данных, год отсидел в Великоскандинавии, после чего был экстрадирован обратно в Обезбольск. Несколько месяцев не проявлял активности. Судя по кэшам соцсетей (позже посты удалены) – много пил, находился в депрессии, безуспешно искал работу в Зергуте, набирался храбрости утопиться. Потом прибился к одному из монастырей в окрестностях Абалака, вошёл в чёрное монашество, по спортивной линии вошёл в число гард-монахов, что-то вроде местной туристической полиции. Следил за порядком. Ничем себя не порочил с того момента, как переступил порог монастыря. С убитым не был знаком. Ближайшие связи в пределах полного незнакомства – через четыре рукопожатия. Причём достаточно холодные.