Понятно, что при таких игрушках недалеко до беды. Обычно на первое мая во дворе школы разводили пионерский костер. Делали это ближе к вечеру, так красивее. Пели пионерские песни и горланили речёвки с лозунгами. А, время от времени, с той стороны, что подальше от дирекции и учителей, подкрадывался очередной хулиган и бросал в костёр горстку патронов. Хорошо, если холостые, но иногда мимо уха явственно жужжали пули. В таких случаях директор всех разгонял и обещал разобраться с негодяями. Но, в целом, никто не пострадал, кажется. Зато у нас была такая забава. Берёшь боевой патрон, запиливаешь напильником поперечную борозду, пока не образуется отверстие в несколько миллиметров. Потом нитками привязываешь к гильзе две-три спички так, чтобы их головки находились строго у отверстия, закрывая его. С такими игрушками в кармане выходишь на улицу, вынимаешь по одной, чиркаешь привязанными спичками по коробку и бросаешь в воздух. Там оно и бабахает. Но здесь нужна точность: бросишь быстро, а спички, может быть, не успели зажечься или пшикнули и погасли. Но если чуть промедлишь, патрон взорвется у тебя в руке, и пары пальцев как не бывало.
Такие случаи бывали и не раз. Нас бог миловал. Зато в нашем классе учился Колька Ким – классный парень. Один глаз у него был выжжен – разбирал взрыватель от мины. Этот Колька умел совершенно потрясающе рисовать. Что рисуют пацаны в таком возрасте? Конечно, войну. Самолеты, танки, корабли, пушки, солдатиков, разрывы снарядов, клочья, разлетающиеся от врагов. Я рисую сражение так: сначала танк, потом солдатика, другого солдатика, самолёт, окоп и так далее, переходя от одного законченного фрагмента к другому.
Он тоже рисовал всё это, но как? Карандашом наносится штрих в одном месте картинки, затем в другом, третьем. На листе бумаги уже полтора десятков штрихов, а что желает изобразить художник, наблюдателю совершенно непонятно. Потом отдельные штрихи начинают соединяться в плавные и ломаные линии, и только через пять минут проступают контуры, в которых угадывается: это солдат, а там – пушка. Не сразу начинаешь понимать, что только таким образом не нарушаются пропорции отдельных фрагментов и персонажей, поскольку художник всё это представляет в памяти сразу, а наносит на бумагу постепенно, держа контроль за бумажным пространством в целом. Я мог часами наблюдать у него из-за плеча, как ловко выскакивают и оживают эти фигурки из-под кончика его карандаша. Это было настоящее волшебство. Я понимал, что у меня так не получится никогда.
Первая наша серьезная операция с оружием закончилась сравнительно благополучно. Всё началось с того, что Генка Красников по кличке Хун Бай (кличка пришла из популярного в те годы фильма о пограничниках и хунхузах) притащил откуда-то противотанковую гранату. Это было действительно опасно, и мы это хорошо понимали. Предварительно отвинтив ручку с взрывателем, мы брали её в руки, оценивая тяжесть. Такую кинь – она тебя же и взорвет. Спросили:
– Чё делать-то с ней будешь?
– Рыбу глушить пойдём, – беспечно откликнулся Генка. Пацан он был, конечно, отчаянный. Речка Леонидовка весело журчала совсем рядом. Левый, пологий берег её занимали корейские огороды, где мы частенько тырили огурцы, переплыв предварительно речку. Наш же, правый берег имел достаточно высокий обрыв. Мы отошли подальше от посёлка, чтобы взрыв был не очень слышен. В этом месте река делала поворот, а ниже поворота обрыв переходил в плоскую площадку, густо поросшую кустарником. Именно здесь чаще всего танкисты после учений мыли свои танки. Загонят весь залепленный глиной танк в речку по самую башню, а сами загорают где-нибудь рядышком. Тем временем, горная наша речушка смоет быстрым своим течением всю грязь, и танкисты вылезают из кустов, быстренько завершают мойку, чтобы успеть к ужину в часть. Мы им частенько помогали эти танки мыть. За это получали право доехать в танке до самого парка. Так что в танковой технике мы тоже разбирались неплохо.
