– Починка долго не продержится, – объясняла Сумаэль. – Надо возвращаться в Скегенхаус.
– Прелесть моря Осколков в том, что оно круглое. – Шадикширрам обвела в воздухе круг бутылкой. – Мы дойдем до Скегенхауса с другой стороны.
Сумаэль остолбенела.
– Но одно дело – за считаные дни и другое – за месяцы!
– Ты себе знай веди корабль, как обычно. Неужели это так трудно? Злейший враг морехода – это море, но ведь дерево не тонет, правда? Пойдем прежним курсом. – Шадикширрам скосила глаза на Ярви, когда тот пригнулся под притолокой. – Ага, мой посол! Раз наша кожа до сих пор с нами, значит, дела идут успешно?
– Мой капитан, мне надо с вами поговорить, – произнес он, опустив твердый взгляд: так служитель разговаривает со своим государем. – Наедине.
– Хммм. – Она выпятила губу и потренькала по ней пальцами, как музыкант по струнам арфы. – Когда мужчина хочет встретиться со мной наедине, мне всегда любопытно – даже если он слишком юн, искалечен и вообще такой невзрачный, как ты. Сумаэль, возвращайся строгать и заколачивать, мы должны к утру спуститься на воду, поняла?
На скулах Сумаэль заиграли желваки, когда та стиснула зубы.
– Лишь бы не под воду. – И, пихнув плечом Ярви, девушка вышла.
– Ну? – Шадикширрам потянула длинный глоток из бутылки и со стуком поставила ее на пол.
– Я уговорил шендов отнестись к нам по закону гостеприимства, капитан. У них бытует священная традиция не отказывать тому, кто надлежащим образом просит.
– Ловко, – отметила Шадикширрам, собирая в ладонях черные и серебристые пряди.
– Я договорился взять у них то, что нам нужно, и, на мой взгляд, обмен получился просто отличным.
– Крайне ловко, – сказала она, скручивая волосы в свой обычный клубок.
А вот теперь ему и впрямь понадобится вся его ловкость.
– Быть может, именно вы, капитан, не сочтете эту сделку такой уж отличной.
Ее глаза сузились самую малость.
– Это еще как?
– Ваш корабельный кладовщик и старший надсмотрщик запускают руку в вашу прибыль.
Наступило молчание, пока Шадикширрам аккуратно, одну за одной, втыкала в волосы булавки, закрепляя прическу. Она ни капельки не изменилась в лице, но Ярви внезапно ощутил себя на самом краю обрыва.
– Неужели? – произнесла она.
Он ждал чего угодно, но только не холодной отстраненности. Может, она все знала заранее и ей наплевать? И она сейчас просто отправит его обратно на весла? Прознают ли Тригг с Анкраном, что он их выдал? Ярви облизнул губы, понимая, что пошел по крайне тонкому льду. Но выбора не было. Только двигаться дальше, надеясь, что где-то там, впереди, берег.
– Не в первый раз, – просипел он.
– Что?
– В Вульсгарде они брали у вас деньги на сильных, здоровых гребцов, а привели отбросы, самые дешевые, какие только нашли, в том числе и меня. И, полагаю, сдачи вернули не много.
– Жалкие гроши. – Шадикширрам двумя пальцами подняла бутылку и вновь от души отхлебнула. – Но мне начинает казаться, что, купив тебя, я не прогадала.
Ярви переборол необъяснимое желание выложить ей всю правду и заговорил спокойно и убедительно, как подобает служителю:
– Оба раза они договаривались промеж собой на галинейском. Думали – так их никто не поймет. Но я владею и этим языком.
– Небось и поешь на нем песни. Больно ты талантлив для невольника на весле-то.
Не в правилах служителя допускать вопросы без подготовленного заранее ответа, и Ярви уже припас подходящую ложь.
– Моя мать была служительницей.
