Вряд ли он все понял из моей тирады, но мне было плевать. Главное, что он куда-то ушел, громко топая тяжелыми сапогами. Примерно через час я была готова запрыгать от радости: в замке заскрежетал ключ, и на пороге моей темницы появился субъект в нарядном обмундировании. Знакомый уже гвардеец нес за ним стул и факел. Последний отправился в ржавую подставку, ввинченную в стену.
***
…На закате очередь перед воротами Тальи изрядно поредела. Топталась компания молчаливых гномов-путейцев, одетых в кожаные шишковатые робы, делающие их похожими на диковинных ящеров с длинными бородами. За ними пристроился старик с осликом на поводу. Две огромные сумки, перекинутые через спину маленького ушастого создания, были набиты глиняной посудой. И старик, и ослик задумчиво глазели на малиновый шар солнца. Последними подтянулись два путешественника в запылившихся плащах и одинаковых широкополых шляпах. Оба были высоки, но если неестественная худоба первого так и бросалась в глаза, то второй шириной плеч превосходил даже гномов. Путешественники эти молча стояли чуть в стороне от старика с осликом, тощий время от времени поправлял поля шляпы, словно очень хотел остаться неузнанным. Черная, начавшая отрастать борода скрывала и щеки, и подбородок. Здоровяк поднял ворот плаща до самых глаз и зашнуровал его, скрыв всю нижнюю часть лица.
Они стояли тихо, наблюдая за гномами, и тощий изредка что-то говорил товарищу. Последний предпочитал отмалчиваться, да и вообще стоял совершенно неподвижно.
Потом, когда и гномы, и старичок с товаром исчезли за воротами, тощий негромко скомандовал:
– Идем, Роф, – и решительно двинулся вперед, подавая пример.
Здоровяк несколько раз шевельнул плечами, как будто разминаясь, и неторопливо двинулся следом за ним.
У будки оба остановились. Тощий выудил из кошелька на поясе полновесный серебряный форинт и аккуратно положил его в оловянную миску сразу за грубо вырезанным оконцем. Оттуда монета почти мгновенно перекочевала в руку гвардейца. Еще бы! Медяков в миске было полным-полно, а вот форинт был первым за день, и не только за день, а вообще за целую седьмицу.
– Кто такие будете? – скорее ради порядка поинтересовался гвардеец, любуясь блестящей монеткой, – зачем в Талью идете?
– Мы путешественники, – глухо ответил тощий. Здоровяк безмолвствовал, возвышаясь за его спиной как гора, – хотим посмотреть город. Ведь это не запрещено? У нас достаточно денег.
– Вижу, что достаточно. Ну, идите, идите, господа хорошие. Вряд ли вас Талья чем удивит…
– Может, посоветуешь, любезный, где остановиться на ночлег? – мягко поинтересовался мужчина.
– Если только поесть и поспать, то «Орочья лапа», а если девок хотите, то «Алая хризантема», – отчеканил, как по заученному, гвардеец, – и это, господа… Лица в Талье прятать не принято. Этот твой дружок задрапировался по самые глаза, с чего бы?
Тощий оглянулся на своего молчаливого друга, затем наклонился к самому окошку и свистящим шепотом пояснил:
– Он воевал с Орикартом… Ну, понимаешь ли, зеленые ему сильно лицо порезали, когда он в плен попал.
– А-а-а, – уважительно протянул гвардеец, – ну, проходите, проходите. «Орочья лапа» – хорошее место.
Они пошли дальше, два изнуренных дорогой путника. Время от времени тощий замедлял шаг, осматриваясь по сторонам и как будто припоминая нечто важное; его товарищ тяжело и безмолвно топал следом.
