Морфин. Фантом любви - страница 19

А ведь старик был прав: мне действительно не так просто расстаться с этими картинами. Они были нитью, что связывала меня с прошлым. Каждая из них хранила в себе глубину чувств, которые мы с Мариной испытывали в нашей любви. Некоторые мы даже вместе рисовали. Разве можно продать искренность и теплоту воспоминаний?

– Ты опять их испортишь! – шутя вскрикивал я, как только ее кисточка дотрагивалась до полотна красок.

– Прекрати, ничего я не испорчу, – возясь около мольберта с полной концентрацией на маленьком кусочке рисунка, говорила моя любимая. – Я просто немного хочу добавить теней на твою траву.

– Эй, это моя акварель. Значит, и тени мои! – я вскочил со стула и, обняв Марину, перевесил ее через плечо и унес прочь от мольберта. Она вскрикнула от неожиданности, болтала ножками, грозилась изрисовать мне всю футболку.

– Опусти меня, Вова, опусти!

А я носился с ней по всей квартире.

– Все? Наигрался?

Я спустил ее вниз.

– Да, – переводя дыхание, удовлетворенно добавил я.

И в эту же секунду, той кисточкой, что оставалась в ее руке, Марина начала водить по моему лицу: я превращался в кота с зеленой бородой. А она смеялась. О, как божественно она заливалась хохотом! Я бы позволил ей вылить на себя всю банку краски, только чтобы она не останавливалась радоваться. Очарованный ее смехом, я оставался неподвижен. Дорисовав и превратив меня в человека-зеленку, она прижалась ко мне и поцеловала в губы.

– Ну берегись, теперь ты у меня получишь! – я подхватил ее на руки и понес в спальню. Сперва она просила меня оставить ее в покое, а потом уже не могла остановиться, умоляя наказать еще и еще. Мы занялись любовью…

Пламя с треском поглощало дрова, а я с жадностью допивал вино. Я не посмею избавиться от картин, наверное, я слишком тонкокожий человек. Невольным быть тому, кто и вправду любит.

Я взял со шкафа коробку, в которой когда-то хранилось печенье, а сейчас наши с Мариной воспоминания. Она завела эту «шкатулку» на первую годовщину нашей любви. Я, тридцатитрехлетний преуспевающий бизнесмен, тогда только стал подумывать над предложением руки и сердца этой девушке. На крышке коробки с внутренней золотистой стороны блестела надпись: «Тем, кому суждено быть вместе».

В коробке уместилось два десятка полароидных фотографий, моя открытка на День святого Валентина, бутоньерка с нашей свадьбы, жемчужное ожерелье, которое я ей подарил. Ах, как красива она была, держа на хрупкой шее ряды жемчужных бус… В каком волнении я пребывал, делая ей предложение руки и сердца в День всех влюбленных.

Уловив свет от огня, мое обручальное кольцо, блеснуло золотом. Я все еще носил его. Оно стало продолжением меня. Весомей всех фото и подарков. Восьмой нитью связи с Мариной.

Я достал фотографии и стал их пересматривать. Я знал каждую наизусть. Я мог повторить все слова, сказанные в те моменты, залитые вспышкой фотоаппарата.

Здесь Марина в первый раз села за руль подаренного мною автомобиля. Тем сентябрьским днем она чуть было не угробила этот новенький Aston Martin. Вождение не было ее коньком, да и особой страсти к автомобилям она, как и многие женщины, не испытывала. Жаль, что авто пришлось продать. Оно ей так подходило по образу. Хотя Марина своим образом в глазах людей не особо-то и дорожила. Ее главной добродетелью было сострадание. Ездить на шикарной тачке, в то время как многие люди в этой стране едва сводили концы с концами, она считала позорным. Хотя, мне кажется, еще одной причиной, почему она отвергла мой подарок, было то, что ей нравилось ездить в городском трамвае. В этом навеянном временем трамвайчике по Подолу. Трамвайчике, который медленно и нарочито ехал старенькими и узенькими улочками одного из самых красивых городов на земле.