Моргазм - страница 19



Дурь оказалась забористой. Джилл откинулся на засаленную постель, не снимая своих ковбойских ботинок. Вернее, его обувь не была такой, но мне хотелось видеть в нём ковбоя во время этого странного прихода. Моё тело тоже устало и хотело прилечь, но я воспротивился этому позыву, чувствуя отвращение к ложу бродяг. Джилл словно прочёл мои мысли и с фразой «не ссы» во взгляде, бросил рядом с собой свою косуху подкладкой вверх. Теперь я уже не обламывался и грохнулся на неё, посмеиваясь о глупом моменте. Я достал из кармана свои тёмные очки и надел их, чтобы стало ещё кайфовее. Пёстрые цвета психоделического торшера боязливо ползли по стенам подальше от телевизионойза (как объяснил Джилл), и заглядывали сквозь мои тёмно-синие линзы. Интересно, что они пытались найти в чёрных океанах зрачков мертвеца? Неужто помочь им, выкрасив цветастой рябью грязной радуги, и вернув к жизни таким образом. Меня отвлёк звук чиркающей зажигалки вновь прикуривавшего сигарету Джилла, который принялся рассказывать о жизни. Тетрагидроканнабинол заставил его разоткровенничаться.

Но ничего сакрального он не рассказывал. Это не было началом биографии с «once upon a time». Джилл рассказал лишь о нескольких длительных периодах своей жизни, которые сделали его тем, чем он являлся в данный момент. Он повествовал настолько подробно, насколько это позволяло рассказу не быть занудным, и настолько внятно, насколько позволял его отравленный кислотой рассудок. Если бы я записывал его слова на диктофон и наложил на какой-нибудь психеделический джем его же авторства, то это могло бы стать произведением маргинального искусства с большой буквы «эй» (сид). Дёрти факин эйсид.

Самое раннее, о чём он рассказал из своей жизни, было его отрочество. Будучи тинейджером и живя ещё вроде как с родителями, он связался с плохой компанией – волосатых уличных романтиков. Рокеры научили его вредным привычкам, включая игру на гитаре. Джилл, которого тогда ещё звали по-другому, всецело отдался новым веяниям в его судьбе, едва ли осознавая возможную глубину губительных последствий.

Тех троих рокеров звали на манер трёх архангелов со спорной биографией – Азраил, Азазиль и Самаэль. Они все были крепкими, длинноволосыми музыкантами. Настоящие трубадуры преисподней, не признававшие экстремальные направления рока, за исключением хэви метала, не испорченного писсдэдскими трендами. Троица была скорее из ревнителей классической традиции, что отразилось также и на вкусах моего нового знакомого. И у них тоже была своя гаражная группа, с грозным названием Serpent Egos. Азраил был лид-гитаристом/вокалистом, Азазиль был за ритм-гитарой, а Самаэль сотрясал опоры материального мира за ударной установкой. Нового приятеля они сделали басистом, которого им не хватало, и в шутку дали ему имя, созвучное с остальными, и как отсылку за вспыхнувшую у него раннюю любовь к выпивке. Так Джилл стал частью группировки «Серпентигос», славящуюся в узких кругах любовью ко всему запрещенному.

Мрачные парни угарали по выхоленному собственной синкретической философией сатанизму, не чураясь проникновения в брошенные дома. Видимо, это заложило фундаменту и нынешним реалиям, в затхлом потоке коих плавал Джилл. Отважные в своём безумии рокеры разносили дома с заколоченными окнами, оставляя после себя хаос, впоследствии воспеваемый в песнях. В каждой постройке, не устоявшей под натиском их остервенелого бытия, они проводили от одной до нескольких недель. Серпентигос там же научили юного Джилла скиллам «тёмного скаута» – основам того, как подключаться к чужой электросети и канализации, не платя при этом денег и не будучи пойманным. Этот момент показался мне откровенно неправдоподобным, но я не был разборчив в таких вещах, поэтому не стал ставить под сомнения перлы рассказчика. Тем более, мы с ним находились в заброшенном мотеле, где чудом горели торшер, сломанный телевизор и, судя по звуку капель из душевой, имелась вода.