Сказав это, он символически поплевал три раза через левое плечо и постучал для верности по подлокотнику кресла. Но, видимо, поздно.
В то время, когда происходила эта беседа, les poulets2 уже два месяца сидели у всех у них на хвосте. Включая Кузю. И сдали-то Валеру, скорее всего, их местные, французские коллеги. Вскорости Валера, Чугунок и Зубило куда-то пропали, и приблизительно через неделю после их исчезновения Кузе позвонил один такой вежливый и попросил зайти. Над головой следователя на голой стене красовалась приклёпанная кнопками цветная литография виноградников с подписью «Бордо – урожай 1990». Некрупный, но спортивного типа дядя Кузиного возраста усадил его с другой стороны стола:
– Вы догадываетесь, почему вы здесь? – дядя улыбнулся по-свойски.
– Не очень, – осторожно протянул Кузя, с надеждой полагая, что гражданин следователь хоть, видимо, и хитрый жук, но уж не хитрей-то бывших советских.
– Вы этих господ знаете? – и хитрый жук выложил веером на стол с десяток фотографий, которые можно было бы объединить в фотоальбом под общим названием «Грибной сезон в Фонтенбло». Звучит красиво, а грибов даже на фотографиях мало.
– Знаю. Что они натворили?
Внутренне Кузя вздохнул, думая, что отвела его всё-таки нелёгкая от больших неприятностей. Дело в том, что описываемые события происходили осенью, а летом Кузя уезжал на месяц в Москву и Валера попросил ему сдать на этот срок квартиру. Как раз для двух своих студенток. По первости Дуплинский, вечно нуждающийся в деньгах, с радостью согласился. Дамы должны были заселиться через неделю после его отъезда. В первый же вечер по приезде в столицу, после ужина у дочки, в голове у Кузи стукнуло: «А чего это я? На фиг оно мне надо?». Как многие бывшие запойные люди, он был задвинут на чистоте и аккуратности, его однокомнатная конура всегда матово блестела. Пылесос каждые два дня, мебель хоть и от ИКЕА, но свежепротёрта приятно пахнущим лаком. Мысль, что на его тщательно проглаженных простынях будут спать какие-то люди, пускай даже красавицы студентки, ему показалась невыносимой. Он позвонил Валере в Париж и рассказал про простыни. Валера был несколько разочарован несолидным поведением Кузи, пообещал купить новые простыни и пододеяльники, но Дуплинский упёрся и, поругавшись, Валера смирился.
– А вы ему квартиру никогда по-приятельски не сдавали? – спросил следователь. – А то тех его друзей, у которых он селил своих работниц, мы уже всех повязали как редиску в пучок.
Кузя ещё раз крепко вздохнул и радостно помотал головой. Беседа затянулась часа на полтора. В какой-то момент Кузя, глядя на литографию виноградников, ностальгически улыбнулся. Следователь, сидевший перед компьютером, проследил за его взглядом и спросил, продолжая печатать:
– Бывали в Бордо?
– Часто, потому как виноград там рядом собирал почти два месяца и друзей много…
Гражданин следователь перестал печатать и повернулся к Кузе. Глаза его симпатично заискрились:
– А где именно?
– Под Лангоном, замок Трёх дубов. Может, слышали?
После этого вопроса с лицом стража закона произошла удивительная метаморфоза. В начале оно выразило восторженное удивление, а затем недоверчивое опасение:
– Вы, может, и Франка Делуба знаете?
– Знал, хотите вы сказать. Умер же Франк. В автомобильной катастрофе. Вы что, не в курсе?
Кузя опасливо наблюдал за меняющимся следовательским лицом:
