Морозята и Холодрыга - страница 4

Неподалеку от нее молодая семья: он, она и их сынишка. Взрослые скучно, с оттенком неудовольствия говорят о чем-то. А малыш лет трех в черной шубке, укутанный пуховым платком, взволнованно твердит, дергая отца за рукав:

– Папа, ну смотри, ну смотри…

У малыша упала варежка, и он голой рукой продолжал теребить отца за подол. Папаша наклонился к сыну и машинально надел ему варежку.

– Папа, смотри, воробышек!

На стоптанном снегу морозята тоже увидели на освещенном круге крохотное тельце с задранными кверху паучьими лапками. Мужчина тронул его ногой, попытался перевернуть. Потом легонько пнул.

– Не пинай, он маленький, – осуждающе сказал сын.

Малыш присел над воробьем. Но папаша пнул сильнее.

С ледяным стуком тельце ударилось о полозья санок и упруго отскочило. Папаша увлекся и энергичнее действовал ногой. Тельце летело по стоптанному снегу под ноги, под санки, ударилось о столб. А за ним бегал малыш и кричал:

– Ну не пинай, он маленький!

В голосе плескались страх и боль. И одному из морозят вдруг захотелось по-детски отчаянно закричать:

– Не пинай его, он маленький!

Но вот папаше это занятие наскучило. Он глянул в сторону, откуда должен был появиться автобус, потом скучно заговорил с женой.

Малыш присел над замерзшим беззащитным воробьем. Тебе жаль его, малыш. Ты, наверно, думаешь о том, чтобы взять его на руки, отогреть своим дыханием и вернуть его крохотному сердцу ритмические удары…

– Мама, он мертвый?!

Свет падает на лицо малыша, на его большие изумленные глаза. Все остальное укутано в платок. Какими заботами заняты взрослые, когда ребенок с удивлением, болью, страхом спрашивает вас: «Он мертвый?!»

Никто ему не ответил. Малыш стоял и смотрел на воробья. Он выстраивал логическую связь сам, без чьей-либо помощи. Да, маленький, беззащитный. Но ведь мертвый! Мертвому не больно, с него уже не капает кровь. Мертвый не взглянет с гневом и укором.

Мальчик думал… И вот он легонько тронул ногой тельце. Пнул. Потом еще и еще… Серый обледеневший комок с паучьими лапками летел под ноги, под санки. Звонко ударился о столб.

Он увлекся этой бессердечной игрой. Малышу, видно, стало нравиться это занятие…

Холодрыга холодно посмотрела на морозят.

– Ну, что скажете? Кто на самом деле жесток? Мы, кто просто выполняет свое предназначение, или те, кто совершает бессмысленные поступки?

– А чего этот воробей мотался по морозу? Нормальные птицы прячутся от стужи, – сказал один из морозят.

– Значит, родители плохо объяснили ему, как надо вести себя в данной ситуации, – жестко ответила Холодрыга.

– Естественный отбор. Слабые – вон из процесса, – глубокомысленно сказал другой морозик.

– А зачем пинать-то? – горячее, чем следовало, воскликнул третий.

Холодрыга внимательно посмотрела на него. «Так, похоже еще один кандидат в отступники», – отметила она про себя.

– Пинать в данном случае – это, может, и не жестоко, но, по-моему, безнравственно, – вступил в дискуссию четвертый морозик.

В пылу дискуссии морозята начали наскакивать друг на друга, взвихриваться над ветками. В конце концов выкрики перешли на уровень «сам дурак».

Холодрыга слушала их, не вмешиваясь, и думала о том, что на самом деле невозможно все мнения привести к общему знаменателю. В жизни часто бывает, что гуманизм приводит к большому злу, а жесткость (а, возможно, и жестокость) в иных случаях – к великому благу. Самое большое зло в мире – безделие, думала она. Безделие приводит к скуке, скука – к бессмысленным поступкам, а оттуда недалеко до немотивированной или бессмысленной глупости или жестокости.