– Ведь нас тогда уничтожат катаклизмы и магические животные, которых не убить простым железом или пулей. Всё у нас сложно малыш. А каждый род обладает определёнными способностями, но даже в роду они разняться и никто не может предсказать, с каким именно даром, получится ребёнок.
Только у тех, кто связан с морем, они стабильны, но бывают, что и не предсказуемы. Мы так и не поняли, каким именно даром обладаешь ты, собираясь выяснить это в море. Но твой отец погиб, так и не сделав этого.
И женщина грустно замолчала, а потом, поднявшись, сказала.
– Спи малыш, завтра тебе понадобятся все твои силы и мужество, которое на время оставило тебя. Крепись, будь достойным своего отца, не оскорбляй его светлой памяти своей трусостью. И ушла.
Я остался один, в моей голове пылал пожар, а щёки нагрелись от стыда, жар которого я чувствовал всей кожей. Один раз я уже умер, неужели это придётся сделать во второй раз. Я не хочу, а ещё больше я не хочу, испытывать чувство стыда.
Но кто эти люди, я не чувствую к ним никаких эмоций, они чужие для меня. И что мне теперь делать? Как быть? Я живу среди них и не могу равнодушно относиться к ним, от них зависит, выживу ли я сам, и в то же время, не хочется брать на себя ответственность ни за кого, и корчить из себя крутого мачо.
Но и чмом, как-то неохота быть. Отец всегда говорил, что лучше сдохнуть человеком, чем жить, как свинья в помойной яме. Но тут уж есть варианты. Так ничего для себя, и, не решив, я попытался устроиться на куске тряпки поудобнее, и заснул. Благо, здесь всегда лето, а не так, как у нас, немного лета, а всё остальное зима.
Утром, дверь в церковь распахнулась, и в неё вошли бородатые, одетые в разноцветные тряпки люди, увешанные с ног до головы холодным и огнестрельным оружием, которое выглядело раритетом из музея истории развития оружия.
Яркие солнечные лучи, пробиваясь сквозь цветные витражи, освещая внутренности церкви со сбившимися в кучу людьми. Всё пространство перед кафедрой было заполнено ими. Здесь были только женщины и дети. Мужчин видимо не осталось, либо они были в другом месте.
Зычный голос одного из пиратов, огласил пространство церкви святой Анны. Гулкий злой бас, метнулся вверх и в стороны, охватив съёжившихся от грубого голоса женщин и детей, и заставив меня поморщиться. Вот же животное, сразу на нервы давит.
– Губернатор Панамы, не торопится платить за вас выкуп, сеньоры и сеньориты. И даже почтенная дуэнья Анна, продолжит оставаться с вами, – кричал пират.
– Но! Адмирал Генри Морган, добрейший души человек, и сердце его не камень. Он готов терпеть поношения от вашего губернатора и продолжает терпеливо ждать назначенный для вас выкуп. Но дела не медлят, и он торопится домой. Мы все торопимся домой, – добавил он уже от себя, – собирайтесь, у вас немного времени.
Толпа женщин и детей потрясённо молчала, переваривая то, что они услышали. Заметив, что они не шевелятся. Главный из этой разряженной кодлы проорал.
– Шевелитесь твари, последняя, кто выйдет из церкви, попадёт для развлечения десятка самых любвеобильных из нас, а последний из детей, ляжет навеки возле ограды в назидание остальным! И я не шучу. Живо, – выплёвывая изо рта слова напополам с площадной бранью, заорал он.
Испугавшиеся женщины, кинулись кто куда, собирая разбросанные тут и там платья, узелки с жалким скарбом, одевая детей и забирая их с собой. Я тоже, впрочем, испугался, но не знаю, что на меня нашло, и я не сильно торопился выбегать из церкви, спасая свою пока ещё толстую шкуру, видимо это было из-за духа противоречия.
