Морские байки. Рассказы и новеллы - страница 9

24

Морские байки

оскалила свои крепкие белые зубы. Мне подумалось, что именно их мне следует опасаться куда больше кулачных побоев, и я счёл за благо отпустить свою законную добычу.

Ивало, всё-ещё пышущая гневом, отплыла в противоположную сторону, выбралась из воды и принялась зачем-то выковыривать синеватую глину, слежавшуюся между камней, скатывая её в шарики. Невозможность словесного общения угнетала и мешала мне больше всего. В конце концов умение «говорить красиво» в искусстве обольщения женщины есть главное оружие настоящего мужчины. Пусть даже мужчина стоит голый посреди Гренландии, и из одежды у него одни усы.

– общем, куда ни кинь…, а надо мириться. К счастью, Ивало сама прекратила мои танталовы муки. Молодая охотница, видимо, привыкла брать на себя инициативу во всём. Она обосновалась на мне как сборщик кокосовых орехов на пальме, обхватив руками шею, а ногами бёдра. Едва она попыталась начать свои фокусы с эскимосскими поцелуями, как я прервал её с твёрдым намерением научить целоваться по-человечески. По-моему, у меня получилось неплохо…

Боцман закончил цветной пеньковый коврик – корабельный мат и, усмехнувшись, заявил с грустью:

– Ну вот, и матик сплёл, и тебе целую баржу россказней наплёл. Вспомнил дед, как в женихах хаживал.

– Чем дело-то кончилось, Устиныч? Что потом? – спросил я нетерпеливо.

– Потом мы на рейдовом катере отправились домой к Ивало и на этот раз не в иглу, – продолжил боцман. – Ты удивишься, в нормальный деревянный домик ярко-лазоревого, небесно-голубого цвета. Этот домик Ивало с Наноком получили в подарок на свадьбу от местных властей.

Я вернулся на свой траулер. В Нууке на ремонте мы простояли ещё четыре месяца, и после каждого рабочего дня

– возвращался в лазоревый домик к своей Ивало. Говорили мы по-русски, да и я по-инуитски понимал уже хорошо. Ивало моя способной к языкам оказалась. Прикипел я к ней, девчонке гренландской. С собой позвать я её конечно не мог. Как она проживёт без родных, без охоты, без земли своей

25

Владимир Гораль

студёной. Ясно – зачахнет. Она сама меня остаться просила. Говорит – оставайся. Будешь здесь рыбачить, со мной жить,

– я, мол, тебе деток нарожаю. Счастье будет. А я что мог ответить? Говорю – не могу остаться. У меня на Родине это, считай, измена, а я предатель получаюсь. Она только головой покачала. Странная, говорит, у тебя, Рони-аккияк, Родина, словно ревнивая жена. Су-удьба! – вздохнул Устиныч. Что-то я расклеился, малый. Старый я стал, сентиментальный. Иной раз закрою глаза и вижу, как стоит на причале Нуука и ждёт меня моя Ивало. Она знает, что я жив и знает, что я не забыл её, ведь как-никак она немножко колдунья.