– Стало быть, на Дербент? – захотел угадать Дарник.
– Сначала я бы посмотрел на твои биремы, – уклонился Буним от прямого ответа.
Осмотром уже почти готовых двух бирем он остался весьма доволен.
– Ты, князь, на год-два опередил наших тудунов. Они еще только собираются приглашать ромейских корабелов, а ты уже и пригласил, и сделал. Теперь Хазарское море в твоем полном распоряжении.
– Так уж и в полном? – не принял лести Дарник.
– Ну конечно. Ни у нас, ни у Дербента, ни у Гургана таких кораблей и близко нет. Даже двадцати фелукам не справиться с одной биремой. А зная, что ты там еще камнеметы свои поставишь, то и ста фелукам они будут не по зубам.
Это и было главной целью бунимского приезда побудить князя совершить по восточному берегу Хазарского моря нападение на Гурганский эмират, подчиненный дамасскому халифу. А если и по берегу, и по морю, то еще и лучше. Дарник против этого не возражал. Споры, как всегда, возникли лишь об оплате. Сорок тысяч дирхемов, причем только чистой монетой, – на меньшее князь был не согласен. Привезенное зерно, железо, вино и полсотни молодых рабынь в качестве частичной оплаты принимать не захотел: или меняем на наше сукно и войлок, или вези все обратно. Немного уступил, когда визирь предложил прислать словенских ратников.
– Этих давай, только без коней, мне пешцы больше нужны. Но чтобы с оружием и походными припасами. И заранее их предупреди, что у нас тут женщин мало, пускай с собой везут.
Так и получилось, что, проторчав в Дарполе всего три дня, Буним с частью каравана поспешил в обратный путь – ибо до получения всех денег Рыбья Кровь твердо заявил, что против Гургана не выступит:
– Будем использовать биремы только как торговые суда, с тем же Гурганом.
Вместе с Бунимом собрался ехать в Ирбень и отец Алексей, что вызвало у Корнея некоторые подозрения. Дотошный обыск скромного имущества священника обнаружил тщательно зашитые в его одежде с полсотни листков тончайшего пергамента. На трех листках были карты восточных земель, включая Империю Тан, море Орал и северный путь в Индию, остальные были заполнены мелкими ромейскими письменами.
– Ты, я вижу, не только проповедник, но еще и добрый соглядатай, – весело приветствовал Дарник в Золотой юрте приведенного Корнеем испуганного отца Алексея.
– Знание о далеких странах не есть соглядатайство, а просто научное открытие, – оправдывался священник. – Если ты называешь себя верным союзником Романии, то ты должен не препятствовать везти в Константинополь мое открытие, а помогать мне.
– Я и помогу, – охотно согласился князь, – только сначала все это открытие будет как следует переписано и перерисовано. Если бы ты сам предложил мне это, то получил бы хорошую награду, а так, увы, – ничего.
Карты были переданы лучшему рисовальщику, а письмена – Эсфири и Лидии, дабы они их переписали нормальным почерком. На отца же Алексея был наложен новый вид дарпольского наказания: княжеская опала – запрет находиться где бы то ни было в присутствии князьтархана.
Одновременно почти такая же незадача произошла с оставшимися ирбенскими рахдонитами, что собирались отправляться в Хоерз. Сопровождающие караван сорок охранников все как на подбор были в великолепных кольчугах и при украшенном самоцветами оружии. Когда Рыбья Кровь предложил вместо пошлины за проход по землям княжества поменять ирбенских охранников на сорок дарпольских ратников-соглядатаев, выяснилось, что доспехи и оружие ирбенцев были лишь еще одним скрытым от пошлин товаром для Хорезма. Корней удвоил свой сыск и обнаружил тщательно упрятанные в стенках повозок три пуда янтаря.
